Сунул охраннику на входе визитку какой-то сауны и грозно рыкнул:

– Спецназ СБУ, оперативная необходимость.

Служивый решил не «отсвечивать» и пропустил.

Пошлявшись по коридорам, он, наконец-то, узнал в одной женщине лет сорока, со строгой, как у учительницы, физиономией, сотрудницу Баклабы, виденную им на фото компьютера. Вышел из корпуса, с территории госпиталя, сел на лавочку остановки автобуса возле ворот, дожидаться окончания рабочего дня сотрудников клиники.

Преследуя цель после работы по пятам, Паша обошел вместе с ней все ближайшие магазины. А оказавшись тет-а-тет в проходном дворе, не смог выстрелить в спину – рука на женщину не поднялась. К тому же пиво дало о себе знать, и бывший спецназовец вприпрыжку помчался искать «удобства».

Сергей потом выговаривал:

– Человека убить – это тебе не два пальца об асфальт: тут особая нужна подготовка.

А Паша:

– Этих врачей-отравителей у тебя, что собак нерезаных – в каждой клинике они есть. Только вышел и сразу наткнулся. Берем на заметку…

Поначалу думалось – ого, это фронт! Потом же – твою мать, и это фронт?

Нет здесь ничего особенного, но есть свои тонкости и нюансы, да они не про душу каждого. Может, бойцы, ко всему привыкшие, живут как-то по-другому, а Сергей и Паша, подъехавшие к линии разграничения войск в поисках «душегубки», поначалу ничего не почувствовали в плане смертельной опасности.

Хотя бойцы в окопах и у орудий относились к двум любопытствующим совсем с другим настроением. А может быть, все нормально, если учесть, что Сергей изображал из себя польского журналиста, а Паша – израненного, забинтованного, истекающего кровью вояку. Он стонал на все вопросы, а порою рявкал сержантом на рядовых:

– Опять что-то натовское сломал, твою мать?!

Сергей же с польским акцентом спрашивал у вояк:

– Хирургию мобильную не видали? Куда же мне сдать раненого, истекающего кровью воина?

Какой-то наемник из европейской страны, должно быть, почувствовав соотечественника, спросил у Паши:

– Where are you from, countryman?

И тот ему ответил:

– From the pussy on skis.

Наемник надолго завис, осмысливая сказанное, а отходя, тихонько хрюкнул.

– Ты лучше стони, Павлик, а ереси не болтай.

– Не ссы, Серёга – прорвёмся или порвемся: третьего не дано. Мы приехали здесь деньгу срубить да местных героев ниже плинтуса опустить. Робких и вежливых никто не боится.

Порядка в блиндажах и окопах, как такового, не наблюдалось. Военный люд на чистоту жилого помещения абсолютно внимания не обращает. Не чистят между боями штатное свое оружие и стволы орудий не приводят в порядок – все по херу! Пускай дроны воюют, а бойцы будут прятаться. Такой настрой.

Однако всё-таки, что-то схожее с настоящей армией имеется. Степень боевой готовности войск выше, чем у территориальных батальонов. Милитаристический шовинизм и нацизм наблюдаются повсеместно.

А народ здесь разный. Набранные по призыву – ленивы и пугливы, норовят в плен сдаться или сбежать. Иностранные наемники невыносимо тупят и часто гибнут по этой причине. «Азовцы» и прочая профашистская нечисть являют рвение по всем направлениям – убивать, грабить, воровать. И только за родину умирать они не шибко охочи.

Наемники разные на фронте встречаются. И все меж собой, переняв у хохлов, называют американцев «пендосами». И не вышибить…

– Сука, ой… – в очередной раз хрипел Паша Семченко, держась за якобы простреленный бок, когда машину «польского корреспондента» остановил патруль в небольшом прифронтовом городке.

Сергей, суя документы им в руки, объяснял:

– Я польский журналист. А этого дорогой подобрал. Мне сказали, где-то ездит передвижной, типа, госпиталь – хочу сдать с рук на руки.