– Может, никто вообще ничего не заметит, всем плевать?

– Может быть. Однако наши специалисты считают, что реакция будет.

– Почему?

– Видите ли, друзья. Фреска – не шедевр, но очень редкая. Мы подняли архивы и установили, что храм был расписан в 1858 году. Но в то время святого Христофора уже больше столетия не изображали с собачьей головой. Значит, в деревне был местный культ Псоглавца.

– Считаете, он сохранился до наших дней? – не поверил Валерий.

– Наша гипотеза заключается в том, что сакральные культы существуют не только в сознании социума, но и в подсознании. Некие события могут активировать поведенческие стратегии, которые социум, казалось бы, давно утратил. Нужны примеры?

– Без примеров непонятно.

– Извольте. В девяносто третьем году в кургане на священном алтайском плато Укок была найдена женская мумия, которую назвали Принцессой Укока. Её перевезли в Новосибирск, в Академгородок. А на Алтайский край обрушились бури, катастрофы, разгул коррупции. Всё это алтайцы объяснили тем, что лишились покровительницы. Началась массовая истерия, возродился забытый культ мертвецов. Самое удивительное в том, что количество несчастий действительно сильно выходит за пределы статистически вероятного.

– Ну, как в «Дозорах», – вспомнил Гугер. – Открыли могилу Тамерлана – сразу Гитлер напал.

– Примерно так, – кивнул Лурия.

– Мистика, – презрительно заметил Валерий.

Кирилл отвернулся, разглядывая двор, зелёные тополя, парковку. Принц Гаутама и Принцесса Укока, Алтай и Гималаи – всё это было так далеко, так несопоставимо. Где он и где Будда? Издалека доносился вой сирены – то ли по проспекту Мира, то ли по Рижской эстакаде катил очередной кортеж. Кирилл вполуха слушал, что говорит Лурия.

– Не мистика, а магия. Но вряд ли на Алтае магия. Просто неясные нам пока законы бытования социума. Могу привести другой пример. В 1853 году Оренбург вымирал от холеры. Болезнь остановили только тем, что принесли в город чудотворную икону Богоматери. Но божьему чуду есть рациональное объяснение. Городские интенданты тайком раздевали мертвецов и продавали их одежду на рынке, тем самым разносили болезнь по городу. Когда в город внесли икону, интенданты просто побоялись грешить вблизи почитаемого образа.

– То есть, на Алтае народ просто подсознательно боялся мести Принцессы, а когда её увезли, то обнаглел? – предположил Валерий.

– Понятие «подсознание», конечно, спорное, но используем его в трактовке Юнга. Однако я говорю не о личном подсознании отдельных людей, а о подсознании всего социума. Любой отдельный человек не сможет дешифровать это подсознание, хотя когда разнонаправленные векторы частных усилий суммируются, то получается такое действие социума, которого никто не ожидал. И такая ситуация транслируется из века в век, пока сохраняется культура как носитель архетипов.

– Какая культура-то на Алтае? – усомнился Валерий.

– Язык – вербальная фиксация культуры. Есть и другие способы фиксации. Религия. Неизменность образа жизни. И так далее. Что касается случая, ради которого мы собрались, то наши специалисты считают таким фиксатором изображение Псоглавца. И его толкования.

К их столику опять направилась красивая Эрмине, и Лурия сразу отрицательно покачал головой: ничего не надо.

– Этот Псоглавец чудотворный? – спросил Гугер.

– Сам по себе – нет. Но он фиксирует местные поведенческие нормы. К сожалению, в мифологическом ключе, и поэтому мы не можем их понять, интерпретировать, предсказать, объяснить.

– Что это за нормы?

– Могу назвать только прецеденты, – вздохнул Лурия. – Деревня возникла в начале восемнадцатого века как раскольничий скит Калитин. Его основали некие Иафет и Христофор. Достаточно близко от их обители находился другой скит, женский. И так получилось, что Христофор случайно встретился с одной из девушек-монахинь этой обители и полюбил её. Для скита это кощунство. Иафет взмолился, чтобы господь избавил Христофора от соблазна. И скитник Христофор, как святой Христофор, получил собачью голову, стал псоглавцем, – и при следующей встрече растерзал свою возлюбленную.