С одной стороны, мы научились с удивительной степенью точности измерять время и временные интервалы разной длительности, что обеспечило успешное развитие многих отраслей науки и достижения научно-технического прогресса. Казалось бы, высокая точность измерения является показателем достоверности наших знаний о времени. Однако и сегодня исследователи, посвятившие свою жизнь изучению проблемы времени, готовы вместе с Августином111 воскликнуть: «Что же такое время? Кто смог бы объяснить это просто и кратко? <…> И когда мы говорим о нём, мы, конечно, понимаем, что это такое, и когда о нём говорит кто-то другой, мы тоже понимаем его слова. Что же такое время? Если никто меня об этом не спрашивает, я знаю, что такое время; если бы я захотел объяснить спрашивающему – нет, не знаю».

При этом Августин пишет, что в собственном смысле правильнее было бы вести речь о трёх временах: это настоящее прошедшего, настоящее настоящего, настоящее будущего. Настоящее прошедшего – это память; настоящее настоящего – это непосредственное созерцание; настоящее будущего – это ожидание. И что важно для феномена устойчивости, так это то, что отметил Августин112: «Если и будущее, и прошлое существуют, я хочу знать, где они. Если мне ещё не по силам это знание, то всё же я знаю, что где бы они ни были, они там не прошлое и будущее, а настоящее. Если и там будущее есть будущее, то его там ещё нет; если прошлое и там прошлое, его там уже нет. Где бы, следовательно, они ни были, каковы бы ни были, они существуют только как настоящее».

В интерпретации Г. Н. Бичева время определяется как информация энергий пространства в процессе реакции рефлекторов ощущений, воспринимаемая нами как мера движения. И далее он поясняет: «Время – это мера, которой мы мерим всё. Время жизни – это мера жизни, время процессов – это мера длительности процессов, время событий – это мера существования событий и т. д. Для времени обязательно должно существовать два энергетических процесса или более, так как время – это измерение одних энергетических процессов другими»113.

С древности до наших дней время остаётся одной из самых трудных и поэтому менее всего осмысленных проблем науки. О времени говорят много и многие, стремясь понять, наконец, что это такое.

Ньютон объявил, что время ни от чего не зависит и течёт с постоянной скоростью только в одном направлении – из прошлого в будущее. И его постулаты о времени считались незыблемыми почти до теории относительности А. Эйнштейна, показавшего, что время меняет свою скорость в зависимости от скорости космического корабля. А при достижении кораблём скорости света время вообще останавливается.

Несколько позже американские учёные с помощью точных часов, основанных на колебаниях кристаллов, замерили время у основания и на вершине небоскрёба. И получили разницу в мизерные доли секунды, но всё же разницу. Оказалось, что скорость течения времени зависит от гравитации: чем она сильнее, тем время течёт медленнее. После этого наука отвергла постулат Ньютона о постоянстве скорости течения времени и поставила под сомнение постулат об однонаправленности хода времени.

Эйнштейн, проанализировав многочисленные сведения, имеющиеся на тот момент развития науки, обнаружил, что нет ни одного физического закона, обрекающего время на одностороннее движение. Ни один закон не препятствовал движению времени вспять.

Ю. Г. Белостоцкий утверждает, что время как физическая субстанция не существует в Природе – это плод нашего воображения, придуманный нами для удобства нашей же ориентации в пространстве. И он не одинок в этом. К. Гендель говорит, что время – это иллюзия. Гендель нашёл неожиданное сходство между положениями теории относительности, в которой фундаментальное значение придаётся наблюдателю и системе отсчёта, и философскими идеями Канта о пространстве и времени. Кант называет время априорной формой внутреннего чувства. По Канту, время есть совокупность, в которой содержатся все наши представления