«Художники – идеальные субъекты для психологических экспериментов, – говорил Савченко на одной из своих лекций. – Их психические барьеры проницаемы, границы личности подвижны. Они живут на грани реальности и фантазии, сознательного и бессознательного. Для них переход между этими состояниями естественен, как дыхание».

Тогда эти слова казались ей поэтичной метафорой. Теперь они приобретали зловещий оттенок.

Остановившись на светофоре, она машинально посмотрела в боковое зеркало и заметила черный BMW через два ряда позади. Сердце пропустило удар – она узнала машину Савченко по характерному силуэту и номерному знаку с повторяющейся цифрой «семь», которую он считал своим нумерологическим символом. На мгновение ей показалось, что она видит его профиль за рулем – резкие черты, тяжелый подбородок, внимательные глаза, фиксирующие её через стекло с той интенсивностью, которая всегда заставляла её чувствовать себя препарированной.

Красный свет сменился зеленым, но Елена не двинулась с места, всматриваясь в зеркало. Несколько машин сзади нетерпеливо засигналили. Только когда автомобиль за ней резко перестроился и обогнал её, она вышла из оцепенения. Адреналин растекался по телу, обостряя все чувства до предела. Руки на руле были ледяными и не слушались.

Решение пришло спонтанно – вместо того, чтобы ехать прямо к дому, она резко свернула на боковую улицу, нарушив правила движения и вызвав новый шквал возмущенных сигналов. Черный BMW продолжил движение по главной дороге. Елена облегченно выдохнула, чувствуя, как мышцы спины медленно расслабляются. Она припарковалась и выключила двигатель, но осталась сидеть, пытаясь привести мысли в порядок.

«Паранойя», – упрекнула она себя, используя профессиональное определение как защитный механизм. – «Это мог быть кто угодно. Апофения – склонность видеть связи там, где их нет. Самодиагностика – первый признак профессиональной деформации».

Но интуиция психолога, этот неуловимый инструмент, оттачиваемый годами практики, подсказывала, что это не совпадение. Савченко жил в фешенебельном районе на противоположной стороне города. Что он делал здесь, в районе панельных новостроек, граничащих с промзоной?

Она решила поехать в супермаркет, чтобы выиграть время и убедиться, что за ней действительно никто не следит. По дороге она несколько раз меняла маршрут, делала лишние повороты, останавливалась на обочине и пропускала потоки машин. В супермаркете она бесцельно ходила между рядами, машинально складывая в корзину продукты и постоянно оглядываясь. Только убедившись, что никто не проявляет к ней интереса, она расплатилась и вернулась к машине.

Эта маленькая шпионская игра успокоила её нервы и даже вызвала легкую улыбку. «Теперь я не только психолог, но и параноик-любитель», – подумала она, заводя машину.

Когда Елена подъехала к дому, сумерки уже сгустились в ранний осенний вечер. Тени от деревьев тянулись через двор, словно длинные пальцы, пытающиеся дотянуться до подъезда. Она припарковалась, взяла пакеты с продуктами и быстро пошла к дому, отмечая, что дворовые фонари еще не включились, а в некоторых подъездах не горел свет – типичные проблемы района, который медленно, но верно скатывался в категорию неблагополучных.

В подъезде пахло сыростью и кошками – запах, который прочно ассоциировался у неё с домом. Обычно она не обращала на него внимания, но сегодня он почему-то вызвал приступ тоски и одиночества. Поднимаясь по лестнице – лифт в их доме работал через раз – она думала о Костине, о его пятилетних поисках сестры. Каково это – жить с открытой раной, которая не затягивается? С надеждой, которая не умирает, но и не сбывается?