Исторически сложилось так, что разработка проблемы счастья в психологической науке началась с негативных его значений или с того, что З. Фрейд называл «нормальным несчастьем повседневности». На протяжении десятилетий в трудах ученых разных психотерапевтических ориентаций начиная с З. Фрейда наблюдался явный «перекос» в сторону рассмотрения и изучения отрицательных эмоций и депрессивных состояний человека, лежащих в основе внутренних конфликтов, неудовлетворенных влечений, противоречий между «желаемым» и «должным», «притязаниями» и «достижениями» и т. д.

На основе многолетних изысканий и эмпирических поисков этому направлению психологической науки удалось достаточно глубоко и всесторонне, хотя и на специфическом материале неврозов, изучить реальную картину человеческих несчастий, душевных конфликтов, разработать и предложить различные способы и специальные методики «выхода» из этих негативных состояний. Напротив, проблема положительных переживаний и позитивных проявлений человеческой психики, радости и счастья человеческой «повседневности» долгое время не была выделена психологами как специальный предмет исследования и конкретно не изучалась.

Подобный дисбаланс в психологических исследованиях счастья и несчастья отражал общую ситуацию, сложившуюся в науке в целом и прежде всего в философии на рубеже прошлых веков, когда в обществе был отмечен резкий рост пессимистических чувств и упаднических настроений. Вообще следует отметить, что научный интерес привлекала то одна, то другая составляющая парной категории счастья – несчастья, поэтому и развитие этих понятий не было параллельным и равномерным от эпохи к эпохе. Так, например, более ранние периоды человеческой истории термина «несчастье», по существу, не знали, и он является достоянием и особенностью современных языков. Древнегреческие философы говорили о счастье чаще всего в смысле идеала, а не характеристики жизни, поэтому они использовали слово «счастье», не акцентируя его альтернативного смысла. Как пишет В. Татаркевич, один из самых глубоких исследователей этой проблемы, еще в воззрениях мыслителей XVI в. счастье преобладало над несчастьем, а в XVII в. «чаши весов» уравновесились. В XVIII в. несчастье взяло вверх. «И, собственно, отношение к жизни, свойственное новому времени, – как пишет ученый, – проявилось только в XVIII веке» (120, с. 243).

«Взяв вверх» в XVIII в., тема несчастья со всем многообразием его проявлений в реальной жизни уже не сдает своих ведущих позиций ни в XIX в., ни тем более в первой половине XX в., причем не только в конкретных науках и философии, но и в искусстве, литературе, поэзии и т. д. Весьма примечательным для этой ориентации является следующее высказывание С. Кьеркегора, родоначальника экзистенциализма и философии жизни: «…счастлив тот, кто умер в старости; более счастлив тот, кто умер в молодости, еще счастливее тот, кто совсем не родился» (см.: Гайденко, 1970, с. 11).

Более того, пессимистический мотив, определяемый позицией «изначальной скорби бытия», вечности и исключительности человеческих страданий, становится определяющим началом не только в ряде известных философских учений (А. Шопенгауэра, Ф. Ницше, Э. Гартмана, О. Шпенглера и др.), но получает распространение и в других науках, в том числе и в психологии.

В психологии эта деформация и односторонний подход в изучении человеческих форм жизни в пользу их негативных аспектов начинает исправляться только со второй половины ХХ в. под влиянием, прежде всего, работ гуманистически ориентированных психологов (А. Маслоу, Г. Олпорта, Э. Эриксона, К. Р. Роджерса, В. Франкла и др.).