Эти внутренние процессы (внутренние речевые действия, а впоследствии формирующиеся по общему закону сдвига мотивов внутренняя, языковая по своей форме, деятельность и внутренние операции) выступают теперь как чисто познавательные процессы: как процессы речевого мышления или, может быть, как процессы активного запоминания и т. п., – словом, они образуют особый круг внутренних, умственных процессов, которые являются речевыми лишь в том отношении, что их ткань образуют языковые значения, способные отделяться от непосредственного воздействия означаемого”[63].

Принципиальная возможность возникновения речевого действия, психологически выделенного из непосредственного коллективного общения, открывает путь в двух направлениях. Во-первых, в направлении, отмеченном А.Н. Леонтьевым – т. е. к широкому использованию речи в некоммуникативных функциях. Во-вторых, в направлении использования речи в “несобственных” коммуникативных функциях, т. е. возможности использования ее не только для внутренней организации коллективной трудовой деятельности, но и для других целей, возникающих в межличностных взаимодействиях членов коммуникативной общности. Особенно важно подчеркнуть, что это второе направление развития является логическим следствием возможностей полной интериоризации умственных действий.

Таким образом, о деятельности общения (применительно к речевому общению) целесообразно говорить, когда мы имеем дело с речевыми действиями, имеющими самостоятельную цель (подчиненную общей цели деятельности) и самостоятельную мотивацию, не совпадающую с доминирующей мотивацией той неречевой деятельности, которую обслуживают данные речевые действия. В соответствии с общими закономерностями психологической организации деятельности эти речевые действия могут выступать как “отдельная деятельность”, во всяком случае в процессе их формирования.

Но историческая эволюция деятельности общения на этом не заканчивается. Социально-экономическое (и – отсюда – политическое) развитие общества ведет к дальнейшему разделению труда и к появлению специфических требований к речевому воздействию: речевое воздействие становится специализированной, нередко профессиональной деятельностью, за него, по выражению В.А. Артемова, начинают платить деньги. А это, естественно, закономерно ведет к появлению полностью психологически самостоятельной деятельности общения, мотивированной, так сказать, изнутри себя. Такова деятельность профессионального оратора, лектора, драматического актера, эстрадного чтеца и т. д.

В свете сказанного выше, быть может, целесообразно придать различное понятийное содержание терминам “речь” и “речевая деятельность”. Речевая деятельность есть специализированное употребление речи для общения, частный случай деятельности общения. Тогда речь есть потенциальный компонент любой деятельности, например, познавательной (мыслительной), мнемической и т. п.

Вернемся теперь к понятию собственно общения и, не стремясь дать окончательную его дефиницию, попытаемся охарактеризовать психологическую сущность этого феномена. Однако прежде чем сделать это, охарактеризуем некоторые, наиболее характерные, с нашей точки зрения, подходы к общению, содержащиеся в работах последних лет, посвященных этой проблеме.

Едва ли не наиболее интересной (и в то же время достаточно характерной) из моделей коммуникации, выдвинутых в зарубежной науке, является модель Л. Тайера[64]. Он вводит три основных “координаты” общения (что, кстати говоря, позволяет в дальнейшем изобразить модель в виде куба): “коммуникационные способности”, “базисные процессы” и “уровень анализа”. “Способности” автор разделяет на “стратегические” и “тактические”, т. е. способности говорящего понять коммуникативную ситуацию и способности, обеспечивающие для него непосредственную возможность вступить в успешную коммуникацию.