Ведь через пару столетий вслед за картинами ньютоновского мира, где все стремится к равновесию и адаптации, в истории науки вдруг появляются концепции неравновесности, нелинейности и неадаптивного, парадоксального развития. И все-таки Эйнштейн не отменил Ньютона. И Ньютон не отменил Птолемея.

Или же замечательные генетики Александр Любищев, Сергей Четвериков, сегодняшние гениальные эволюционисты. Отрицают ли они Дарвина? (Того Дарвина, о чьей теории Карл Поппер со злой иронией говорил, что она сводится к формуле «выживают выжившие».) Нет, не отрицают, не отвергают. Но наряду с дарвиновской картиной эволюции разворачивают концепцию «преадаптации», которая изумила бы Дарвина, но объясняет парадокс образования сложных органов, чья конечная функция не могла иметь изначальной приспособительной ценности. (То есть концепцию, говорящую буквально о сказочном ходе вещей, о том самом «пойди туда, не знаю куда, найди то, не знаю что».)

Код непредсказуемости помогает человеку отвечать на три вызова современного мира: сложности, неопределенности и разнообразия.

Он позволяет нам не ломаться, а становиться гибкими; не покидая мира твердой Земли Птолемея, размышлять и действовать в мирах Коперника и Эйнштейна.

Картины мира – это пласты (хотя и не геологические). Поэтому любое «уплощение» реальности мешает в этой реальности жить. Так, архаика губит мир, путая две вещи – фундаментальность и фундаментализм.

Фундаментальность – это большие идеи, охватывающие смысловые картины разных эпох; фундаментализм же – инстинктивное неприятие больших идей, превращающее любую «древнюю правду» в жалкий (хотя и агрессивный) предрассудок.

Но как жить в меняющемся мире, не меняя себя?

Вспомните слова из «Алисы в Стране чудес»: «Нужно бежать со всех ног, чтобы только оставаться на месте, а чтобы куда-то попасть, надо бежать как минимум вдвое быстрее!»

Здесь похожая формула:

Нам всем необходима рациональность. Но не менее важна способность выходить за рамки рациональности, за рамки ограничений только рациональных схем объяснения реальности.

Потому что только в этом случае удается показать людям, что у них есть перспективы.

Я желаю того, мечтаю о том, всю жизнь прилагаю усилия к тому, чтобы у людей были культурные инструменты овладения своим собственным поведением в меняющемся мире. Ведь в многомерном мире решения все равно придется принимать самому и самому за них отвечать.

А тех, кто позволяет понимать движущиеся картины мира, я называю атлантами. Для меня такие атланты – это мои точки опоры. Вот гениальный биомеханик Николай Бернштейн. Он создал теорию физиологии активности, целый мир понимания природы движения (который сильно отличается от павловской рефлекторной модели).

Бернштейн говорил: «Жизнь – это постоянное преодоление равновесия». Он прекрасно описывал отличие живого от неживого. Он говорил: «Живое отличается от неживого тем, что только живое способно плыть против течения».

Вот это атлант!

Не сочтите меня жюль-верновским мечтателем, но вот мое дополнение к его формуле (которое я украл у Эрвина Шрёдингера): я иду против потока, но я уверен, что направление потока изменится.

Мне часто случается повторять известную формулу: «Индивидом рождаются. Личностью становятся. Индивидуальность отстаивают!»

И отстаивание индивидуальности есть великая вещь.

Наша непрогнозируемость, неадаптивность, непредсказуемость – это то, что надо передавать друг другу, чем мы можем друг друга усиливать.

Но как только мы обращаемся к истокам, к тому, откуда возникает сама возможность индивидуальности, – так темы антропологические, этические, психологические оборачиваются вопросами образования.