…Мы подобны детям, играющим в кубики. Построим одно сооружение – оно тут же рухнет. Пытаемся выстроить другое – и оно ломается. Пока что не получается не только стройного здания, но даже более или менее устойчивого скромного домишка.
Но эти наши игры все-таки кое-чему нас научили. Они отражали действительное состояние школьной психологии в стране: состояние неразберихи. И тем самым готовили нас к реальной практике.
Социологический опрос
Три месяца спустя мы «пошли в народ»: отправились в разные школы города брать интервью на тему: «Психолог приходит в школу. Ваши ожидания?» Мы составили список вопросов, которые задавали ученикам, учителям, завучам, директорам и родителям. Было одно необходимое условие: чтобы школа была чужая, а не своя. Во-первых, для чистоты эксперимента, во-вторых, чтобы заодно отрабатывать навыки взаимодействия с незнакомыми людьми, присоединения к ним, а также сбора информации.
Нас интересовали все те же вопросы: нужен ли школе психолог? Кому он должен подчиняться? Предпочитаемые формы взаимодействия с ним. Какой категории (ученикам, учителям, родителям) должен отдавать большую часть времени? И некоторые другие. Мы не останавливаемся на результатах опроса, так как цифры приведены в соответствующих главах книги. Но кроме цифр мы получили еще нечто. Вместо одних вопросов возникли другие, для нас неожиданные. Например, а чем хотим заниматься мы? Когда нам стали известны ожидания школы, мы решили и сами отметить те виды работы, которыми мы собираемся заниматься. И таким образом выяснить, в чем наши возможности и желания совпадают с требованиями школы, а в чем расходятся.
Психолог не подготовлен к принятию школы
И вот, наконец, мы в школе. Язык не поворачивается назвать себя психологом, «всемогущий маг лишь на бумаге я», а в реальности страх, неуверенность в себе. Вот наши воспоминания, относящиеся к началу этого учебного года.
Ощущения новичка
«Я пришла в школу совершенно неподготовленная морально. Я не чувствовала себя психологом, стеснялась даже повесить на дверь табличку. А может, боялась: придут люди, что я буду с ними делать? К тому же в нашей школе в прошлом году вел занятия профессиональный психолог, так что после него называть себя психологом было стыдно.
Я не верила в свои силы, боялась ответственности. Как-то сняла головную боль одной учительнице, но сама же восприняла это как чудо, мне это показалось шарлатанством.
Слонялась по школе в поисках работы. Этику и психологию семейной жизни ведет директор, этику – завуч, а я не у дел. Я как будто не получила задания от начальства, хотя на самом деле просто не умела. Ведь все были уверены, что я сама знаю, что делать, и не вмешивались в мои дела.
Ожидания же учителей были такие, что я не могла их оправдать. Все ожидали какого-то глобального тестирования, а я хоть и понимала, что это бессмысленно, но ничего другого предложить не могла. Какой-то разумной программы у меня не было, а как ее составлять, я не знала. И ничего лучше не придумала, чем сказать, что уйду, что в таких условиях работать невозможно…»
«Был в самом начале период, когда я почти не показывалась в учительской. Почему? Я дулась на весь свет, что ко мне никто не идет: вы от меня ничего не хотите, и я тогда от вас ничего не хочу. Надо будет – сами придете, а я вас уговаривать не стану…»
«Я себя недооценивала и не любила называть словом „психолог“. особенно в разговорах с профессионалами. Скорее была „якобы психолог“. Это болезнь роста, потом прошло…»
«Чувствуя собственную ненужность, я сидела в своем кабинете и перебирала какие-то бумажки, изучала личные дела, сама не зная зачем. Создавала видимость деятельности, занятости сама для себя. Если бы кто-то заглянул – сидит психолог, работает. Но никто не заглядывал…»