Первое непосредственно связано с невозможностью сознательного воздействия на язык в собственном смысле слова. «Если по отношению к выражаемому им понятию означаемое представляется свободно выбранным, то, наоборот, по отношению к языковому коллективу, который им пользуется, оно не свободно, а навязано. Не только отдельный человек не мог бы, если бы он захотел, ни в чем изменить сделанный уже языком выбор, но и сам языковой коллектив не имеет власти ни над одним словом; общество принимает язык таким, каков он есть».

Подчеркивая в этой связи социальную природу языка, Соссюр останавливается на основных причинах, обусловливающих указанную особенность.

Сама произвольность знака лишает смысла вопрос о сознательном его изменении, поскольку нет никаких оснований предпочитать одно означаемое другому. «Именно потому, что знак произволен, он не знает другого закона, кроме закона традиции, и наоборот, он может быть произволен только потому, что опирается на традицию».

Множественность знаков, существующих в языке (число их – в отличие, например, от букв в системе письма) также препятствует их изменению.

Языковая система обладает слишком сложным характером, постичь который можно лишь путем специальных размышлений и о котором большинство пользующихся языком ничего не знает.

Наконец, важнейшим фактором устойчивости языкового знака является языковая «коллективная косность». «В каждый данный момент язык является делом всех и каждого; будучи распространен в некотором коллективе и служа ему, язык есть нечто такое, чем каждый человек пользуется ежечасно, ежеминутно… Из всех общественных установлений язык предоставляет меньше всего возможностей для проявления инициативы. Он составляет неотъемлемую часть жизни общества, которое, будучи по природе инертным, выступает, прежде всего, как консервативный фактор».

Отсюда делается вывод о невозможности «революции в языке», и о фактической нецелесообразности какого-либо сознательного вмешательства в систему языка и попыток ее урегулирования. «Можно было бы представить себе возможность преобразования языка лишь путем вмешательства специалистов, грамматиков, логиков и т. п. Но опыт показывает, что до сего дня такие попытки успеха не имели». С этим связано и скептическое отношение автора «Курса» к проблеме происхождения языка. «Во всякую эпоху, как бы далеко в прошлое мы ни углублялись, язык всегда выступает как наследие предшествующей эпохи. Нетрудно себе представить возможность в прошлом акта, в силу которого в определенный момент названия были присвоены вещам, то есть в силу которого было заключено соглашение о распределении определенных понятий по определенным акустическим образам, хотя реально такой акт никогда и нигде не был засвидетельствован. Фактически всякое общество знает и всегда знало язык только как продукт, который унаследован от предыдущих поколений и который должен быть принят таким, как он есть. Вот почему вопрос о происхождении языка не так важен, как это обычно думают. Такой вопрос не к чему даже и ставить; единственный реальный объект лингвистики – это нормальная и регулярная жизнь уже сложившегося языка. Любое данное состояние языка всегда есть продукт исторических факторов, которые и объясняют, почему знак неизменчив, то есть почему он не поддается никакой произвольной замене».

Факт существования языка во времени, обеспечивает устойчивость знака. «Связь с прошлым, – говорит Соссюр, – ежеминутно препятствует свободе выбора, мы говорим „человек“ и „собака“, потому что и до нас говорили „человек“ и „собака“. Однако, время в большей или меньшей степени изменяет языковые знаки, приводя к сдвигу отношений между означаемым и означающим: эта эволюция является неизбежной: нет языка, который был бы от нее свободен». Неспособность языка сопротивляться обусловливающим подобный сдвиг факторам также вытекает из произвольности знака. «Прочие общественные установления – обычаи, законы и т. п. – основаны в различной степени на естественных отношениях вещей; в них есть необходимое соответствие между использованными средствами и поставленными целями. Даже мода, определяющая наш костюм, не вполне произвольна: нельзя отклониться далее определенной меры от условий, диктуемых свойствами человеческого тела. Язык же, напротив, ничем не ограничен в выборе своих средств, ибо нельзя себе представить, что могло бы воспрепятствовать ассоциации какого угодно понятия с какой угодно последовательностью звуков». Этот фундаментальный принцип, по мнению Соссюра, распространяется и на искусственные языки, если только последние «перейдут в общее пользование», т. е. станут использоваться в качестве коммуникативного средства. «Человек, который пожелал бы создать неизменный язык для будущих поколений, походил бы на курицу, высидевшую утиное яйцо: созданный им язык волей-неволей был бы захвачен течением, увлекающим вообще все языки».