Только позднее, когда в послереволюционной России стали все отчетливее проявляться тоталитарные тенденции, Фрейд мог узнать о политических гонениях, запрете на психоаналитическую литературу. Последняя переведенная на русский язык в России его работа «Будущее одной иллюзии» была опубликована в 1930 году. В последующие годы какое-либо упоминание о Фрейде вызывало резко негативную реакцию официальных идеологов. Однако это не было характерно только для России. В Германии 1930-х годов психоаналитическое учение Фрейда также подверглось гонению. С приходом Гитлера к власти многие немецкие психоаналитики были вынуждены эмигрировать из Германии, а книги Фрейда были подвергнуты публичному сожжению. Поэтому отношение основателя психоанализа к революции 1917 года и социокультурным изменениям в России определялось скорее не степенью распространения психоаналитических идей в этой стране, а его позицией как ученого, стремящегося понять общую тенденцию развития человеческой цивилизации и развенчать те иллюзии, которые возникают у людей в силу тех или иных обстоятельств жизни.

Разумеется, Фрейду не были чужды нормальные чувства, связанные с эмоциональной реакцией на политические события, происходящие в какой-либо стране или в мире в целом. Очевидно, что критическое, а подчас и резко негативное отношение знакомых Фрейду людей к революции 1917 года и русскому социализму также могло вызвать у него определенную настороженность к политическим и культурным преобразованиям в России. Ведь многие зарубежные ученые и писатели, ранее с восторгом отзывавшиеся о России, изменили свое отношение к ней после революционных событий 1917 года. К их числу принадлежали, в частности, Лу Андреас-Саломе и Райнер Мария Рильке, с которыми, как это было показано в предшествующем разделе работы, Фрейд поддерживал дружеские отношения. Рильке, например, считавший Россию избранной страной, незабываемой таинственной сказкой и чуть ли не своей второй родиной, в 1920-е годы уже иначе воспринимал ее, полагая, что исконная Россия «ушла под землю», о чем он и писал в своем письме Л. Пастернаку незадолго до своей смерти.

Не исключено, что из литературного наследия Достоевского основоположник психоанализа мог узнать о негативном отношении русского писателя к идеям социализма и к революционной партии, претендующей на насильственный захват политической власти. Это умонастроение Достоевского было отчетливо выражено в его романе «Бесы», где он в образной форме показал возможный трагический исход, вызванный к жизни бурной деятельностью социалистов и революционеров. Он изобразил их отнюдь не рыцарями и освободителями русского народа, а честолюбивыми, беспринципными людьми, готовыми ради достижения своих целей пролить невинную кровь. Почти за полвека до революции 1917 года Достоевский дал такую характеристику революционерам, которая лишь сегодня, после непредвзятого освещения белых пятен отечественной истории воспринимается как пророческое предсказание. «Революционная партия тем дурна, – писал он в одной из своих записных книжек, помеченных 1863–1864 гг., – что нагремит больше, чем результат стоит, нальет крови гораздо больше, чем стоит вся полученная выгода. (Впрочем, кровь у них дешева.) <…> Вся эта кровь, которою бредят революционеры, весь этот гвалт и вся эта подземная работа ни к чему не приведут и на их же головы обрушатся» (Достоевский, Полн. собр. соч., т. 20, с. 175).

Так что у любого здравомыслящего человека, не придававшегося иллюзиям и не одурманенного большевистской идеологией, могли быть сомнения в позитивных результатах революционного преобразования России. Фрейд не был исключением в этом отношении. Однако в отличие от людей, эмоционально воспринимавших Россию как страну непримиримых врагов, основатель психоанализа не спешил с выводами и пытался с позиций науки осмыслить происходящее.