К концу первого года терапии Том с некоторым страхом и беспокойством начал понимать смысл того, что значит «начать думать» – какова природа этого процесса и чем все это может для него обернуться. Перед самым началом летних каникул ему приснился первый из его снов о поездах: он стоял на конечной станции метро, где поезд делает разворот, и колебался – сесть в поезд сразу или после того, как он сделает петлю и поедет в обратном направлении. (Том ездил в клинику на метро, по линии Пиккадилли Лайн, и «подземные» перемещения являлись одним из постоянно повторяющихся сюжетов его сновидений, выражая прежде всего его отношение к аналитическому процессу). У Тома мелькнула мысль, что это намерение каким-то образом связано с его завтрашней поездкой в аэропорт Хитроу, откуда он собирался отправиться на каникулы за границу. В аэропорту линия метро между терминалами действительно имеет форму, похожую на петлю. Нерешительность, которую он проявил во сне в связи с выбором места посадки в подземке, по-видимому, была связана с опасением, что во время каникул ему будет трудно продержаться без моей поддержки, сохранить определенную «направленность мыслей». Если бы он признал, что после возвращения ему надо продолжить терапевтическую работу, то пришлось бы осознать свое «петляющее Я» и угрозу того, что он может сойти с ума. Не лучше ли от всего отстраниться, просто сесть в поезд и возвратиться домой? Или же этот сон показывал возможность, как можно сохранить непрерывность психического функционирования в мое отсутствие? Но мне скорее казалось, что «продолжение мыслительных упражнений» в отсутствие доступного контейнера для сдерживания эмоций и приведения их в приемлемую форму на данном этапе могло привести его к сумасшествию.

За некоторое время до этого ему приснилось, что на железнодорожных путях лежат тела. И когда мы проанализировали это сновидение, то оно, как нам представлялось, свидетельствовало о следующем: «помещение вещей на рельсы», стремление «осмыслить», узнать и назвать их было сродни умиранию – смерти как необходимой составляющей любого психологического возрождения. Это была оценка степени риска, связанного с началом мыслительного процесса. На тот период это был именно риск, а риска он боялся больше всего. Действительно, несколько месяцев спустя после этого события Том погрузился в навязчивые сексуальные фантазии, чувствуя, что у него есть мысли, о которых он не осмеливался думать. Метафора – «направленность мыслей» – допускает двоякое толкование. С одной стороны, это способность поддерживать творческий и развивающий характер мыслительного процесса, а с другой – это понятие указывает на ограниченный, линейный, повествовательный характер мышления типа «а затем, а затем, а затем» (возможно, это различие между З и – З).

Перед самыми каникулами Том вышел из этого, довольно бессмысленного, состояния. Подтолкнуло его к этому сновидение, содержание которого, в сочетании с тем, как он реагировал на мои комментарии, продемонстрировало как его стремление обрести себя как «мыслящее существо», так и его отвращение к этому процессу:

Он испытывал какое-то болезненное давление, панику из-за того, что нужно в чем-то очень быстро разобраться. Он пытался начать писать, но у него не хватало времени, чтобы изложить на бумаге что-то связное. Он был не в состоянии сделать это должным образом. Он знал, что мысли существуют, но не мог их проанализировать, придать им форму или уловить их истинный смысл. Постепенно стало проясняться – то, о чем он пытался писать, был факт обнаружения тела человека, замурованного в стене и пытающегося освободиться из заточения. Удивительно, но человек был все еще жив. Факты свидетельствовали о том, что, возможно, здесь имела место узурпация – некто занял его место в жизни, действуя в традициях «крестьянского» героического эпоса. Открытие того, что человек еще жив, вылилось в сильнейшее желание понять этого человека и написать об этом, а в результате – путаница, неразбериха и замешательство.