Через пару лет приезжаю я из пионерского лагеря, и мне в качестве одной из главных новостей сообщают, что тётя Аля сошла с ума и угодила на Банную Гору (адрес пермской городской психбольницы). История её сумасшествия была такой. Для начала она нарезала огурцы, картошку и колбасу, покрошила в унитаз, после чего стала звать всех своих есть окрошку. Затем последовала прогулка по центру Перми с вилком капусты. Она отрезала от вилка кусочки и очень назойливо предлагала попробовать свежей сочной капустки всем попадавшимся навстречу. Последней выходкой стала попытка выколоть глаза вязальными спицами мужу Толику. После этого Анатолий вызвал психобригаду и отправил жену в психбольницу. Во время её лечения он с ней развёлся и вместе с матерью бабой Таней поспешно переехал в другую квартиру в том же доме.

Алевтину подлечили. Последующие года 3-4 не помню, чтобы она как-то особо о себе напоминала. Но потом началась следующая стадия болезни. Возможно, это было спровоцировано начавшимся одиночеством. Старший сын Витюша уже давно как закончил школу и поступил в военное училище в другом городе. А к этому времени младший, Антоша, кажется, женился и тоже съехал. Вот тут-то Алевтина и пустилась во все тяжкие.

Последовательность событий не помню, но общий набор её проделок был таков. Во-первых, женщина (ей было тогда где-то около пятидесяти) решила, что главным её врагом должна стать наша семья. А поскольку жили мы прямо над ней, об основании для жалоб думать было не надо. Мы обвинялись в систематическом нарушении покоя. Другим соседям Алевтина рассказывала, что в два часа ночи мы снимаем тапки (важная и неизменная деталь в этих рассказах) и начинаем целенаправленно топать по полу, чтобы разбудить её и вообще всячески испортить жизнь. Мы в это время, разумеется, спали.

Во-вторых, если уж, вправду, то днём мы, действительно, иногда слегка шумели (я мог прийти домой со школьными друзьями послушать музыку, которую мы включали не слишком тихо, хотя и не на полную катушку), Алевтина мстила. Расплачивалась она с нами жёстко. Она выливала к нашей входной двери фекалии. Такое случилось раза три-четыре. Как это прекратилось, – точно не помню. Скорее всего, закончилась эта самая неприятная для моей семьи часть приключений соседки снизу тем, что она вновь угодила на «Банку» (традиционное название городской психбольницы в соответствии с её адресом). А попала она туда на сей раз за то, что «травила невидимок». Травила она их очень просто, – газом. То есть открывала газ на плите, разумеется, не поджигая его, и уходила на некоторое время из дома. Гуляла часок-другой, возвращалась, выключала газ и расслаблялась от осознания того, что невидимки вымерли. Про «невидимок» она сама рассказывала кому-то из соседей, спрашивавших, зачем же она уж так-то, «ведь и взорваться может». На это Алевтина и посетовала, что «невидимки развелись в квартире и никакой жизни совсем не дают, приходится травить газом. Это единственный выход». Кто-то вызвал психобригаду. Вроде бы это сделал бывший муж Толик. Алевтину увезли и немного подлечили. Вернувшись из больницы, она на какое-то время забыла про невидимок и, кажется, даже стала здороваться с нами. И, вроде бы, этот сценарий потом повторился ещё раз, или два. И. как минимум, один раз психобригаду Алевтине вызывала моя мама. Причём на сей раз поводом стала не «борьба с невидимками», а сильные удары по стене поздними вечерами. Это была акция по устрашению, или наказанию нашей семье за все те невзгоды, которые мы приносили соседке снизу.