— У вас что-то намечено на сегодня? Банкет? — поинтересовалась я у официанта.
Вопрос был немного странный, ведь было довольно поздно уже.
— Нет.
Я поймала его быстрый взгляд украдкой, и это только укрепило меня в подозрении, что дело нечисто. Но поверить, что только ради меня Тао затеял всё это?..
У меня аппетит окончательно пропал, я отложила вилку и встала.
— Вы уже закончили? — удивился официант.
Судя по еще одному взгляду, меня ждал впереди ещё какой-то сюрприз. Это уже переходило всяческие границы!
— Где он?
Официант не только не стал отрицать, что понял, о ком я говорю, но даже доволен был, что я сама спросила. Поглядывал на меня, предвкушая, пока вел.
Тао ждал в соседнем зале. Здесь магнолий было ещё больше, впрочем, возможно мне так показалось из-за того, что помещение было меньше. И все равно их было слишком много, вся гостиница, казалось, в них утопала. Я припомнила, что и вправду слишком часто их видела в последнее время. Неужели… Я отогнала от себя эту мысль. Не может быть, чтобы он пошёл на такое. Тао, конечно, далеко не беден, но целую гостиницу завалить цветами? Ради меня?!
— Господин Тао, — я кивнула, приветствуя его.
— Мы давно договорились обращаться друг к другу неофициально.
— Ещё раньше мы договорились, что вы не будете использовать меня. Вы первым нарушили слово.
— Вы сердитесь на меня до сих пор?
— Я не сержусь.
— Обижены?
— Я не обижена.
— Я настолько вам неприятен?
— Нет.
На каждый его вопрос я отвечала чётко и быстро. Не оставляя шансов. Никаких надежд. Этот разговор должен был стать последним. Я так хотела.
— Правда?
— Правда. Я не испытываю к вам неприязни. Так же, как и каких-либо других чувств.
— Как жестоко…
У меня было что рассказать ему о жестокости настоящей. Но вступать в полемику означало, что мы начнём выяснять отношения. Кто и кому что должен. У меня не было счетов, что я могла, а главное хотела предъявить ему. Я просто вычеркнула его уже давно из своей жизни. А какие счёты между чужими людьми могут существовать?
— Теперь вы все выяснили для себя? Больше не будете меня преследовать?
— Вы даже не дадите мне шанса извиниться?
— Не дам. Эта вина, если она действительно существует, останется целиком и полностью на вашей совести.
— Я настолько ничтожен в ваших глазах, что не имею права даже на извинения…
Мне не было его жаль. Даже в этот момент, хотя он выглядел… Потерянным? Искренне расстроенным? Но простить то, что он со мной сделал, я просто не могла. И делать вид, что простила, не собиралась. И к тому же, я не верила ни единому его слову. Он уже демонстрировал своё актерское мастерство, изображая интерес и даже нечто большее, очень талантливо при этом.
— Чего я собственно ждал? — словно сам себе проговорил он, а потом взглянул на меня. — Рад, что вы не изменились. Вы по-прежнему удивительнее всех.
— Давайте закончил на этом. Я устала.
— Хорошо. Только вот это возьмите.
Он отдал мне папку с несколькими листами. Я не хотела брать, но он просто оставил её на столе и ушёл. Ужасно не хотелось брать их! Я чувствовала, что там что-то, что мне не понравится. Но Тао просто поставил меня в безвыходное положение. Я не могла оставить неизвестно что, здесь и уйти. В конце концов, я забрала папку с мыслью, что даже если не буду смотреть что там, выброшу в номере.
Есть уже совсем расхотелось, я сразу поднялась к себе. Бросила папку на столик возле кровати. Приняла душ и легла спать.
Но проснулась посреди ночи. Сон никак не шёл. Усталость уже сошла на нет, отдыха мне хватило и такого короткого. Тело взяло свое, а вот голова… Я делала «хорошую мину при плохой игре» слишком старательно. Почти поверила сама себе, что меня давно не волнует ни Тао, ни все, что с ним связанно. Но в ночи барьеры, что я выстроила, тьма легко подломила. Стыд и унижение до сих пор преследовали меня. Вот и сейчас я так остро ощутила то состояние беспомощности, что дыхание сбилось. Я начала задыхаться, холодный пот выступил на висках. Паническая атака закостенеть все внутренности заставила одним махом. Давясь страхом, я долго пыталась прийти в себя, взять под контроль трясущееся мелкой дрожью тело. Будто моя кожа стала не толще рисовой бумаги, и любое прикосновение задевало приросшие к ней намертво нервы. Даже малейшее касание ноющей болью во всем теле отзывалось, и эта потеря контроля, беспомощность больше всего пугала. Как не уговаривай, как не успокаивай саму себя, это состояние нельзя заглушить, можно просто… переболеть.