Сам батюшка облачился в белые одежды. Подошёл ко мне со словами:

– Грех совершаю. Прости, Господи. Не постился ты, не готовился…

– Я сутки ничего не ел, – шепчу.

Махнул рукой священник:

– Прости меня, Господи. Воду не грел – некогда. Терпи, грешник. Скидывай одежду.

Не до стеснений было. Разделся догола. Настя на меня и не смотрела, молитвы читала. Да и какое стеснение, если дверь едва с петель не слетела, а чей-то грубый бас прорычал:

– Афанасий, отдай чужака! Не по закону творишь!

И не холодно было, когда мне отец Афанасий на голову ледяную воду лил. Потому что жаром меня с ног до головы обдавало. Слышал сквозь молитвы священника, как раздаётся с улицы вой и визг нечисти.

А самая жуть случилась, когда ставни со скрипом отворились и в комнату чёрный ворон влетел, крыльями языки свечей, задувая и вопя человеческим голосом:

– Отдай грешника, поп! Не нарушай договор!

Только священник, не прекращая молитвы, обмакнул персты в чашу со святой водой и на ворона брызнул. Тот с обиженным карканьем прочь вылетел.

Потом ещё кто-то в окно лез. Не видел, потому что зажмурился…

Как выжил – сам не знаю. Обряд крещения показался мне долгим, очень долгим. Пока батюшка молитвы читал, в дверь стучали, скребли когтями, ругались матерной бранью. А как закончил – всё стихло. А на меня такая слабость накатила, что и двигаться не мог. Помню, как надевали на меня рубаху с длинными рукавами, как крест на шею вешали.

Проснулся на печи. Не помню, кто меня на неё положил, или сам дошёл?

Смотрю, за столом отец Афанасий и Настя сидят – чай пьют. На меня не смотрят.

Я встал, на мне рубаха длинная, крест на шее. Значит, не привиделось, всё взаправду было.

Старик ко мне повернулся:

– Новокрещённый раб божий, Николай, садись с нами завтракать.

Я только кивнул. Слов не было. Отчего-то очень неловко было перед этими людьми, что от ночного кошмара меня уберегли.

Молча поели. Настя мне пальто подала:

– Заштопала. Игнат насквозь когтями продрал…

– Спасибо, – буркнул.

Вот так я и стал воцерковленным человеком. Отец Афанасий мне молитвослов подарил, сказал, какие молитвы выучить. А потом они до автобуса меня проводили.

Николай замолчал. Исподлобья глянул и спрашивает:

– Раз не смеялся – значит, веришь в мою историю? – а сам смотрит пристально, глаз не отводит.

А я чуть было не ляпнул: «Складно сказки сказываешь!» Вовремя сдержался, решил разговор в сторону увести:

– Представляешь, мою невесту тоже Настей зовут! И тоже жутко верующая. Вы с ней подружитесь. Она меня приучила каждое воскресенье в Храм ходить, записки подавать…

Тут звонок в дверь. Очень вовремя Настя пришла.

Говорю:

– Познакомься, Настя, это мой школьный друг, Николай.

А она остановилась и смотрит на него.

И Колька тоже поднялся.

Глядят друг на друга и улыбаются. И ощущение у меня появилось, что знают они друг друга.

Потом Николай домой заторопился. Я его удерживать не стал, очень уж хотелось своей невесте парочку неудобных вопросов задать.

У самой двери Колька обернулся и шепнул мне:

– Повезло тебе с Настей. Береги её, и она тебя сбережёт. С Рождеством, друг!

С тем и ушёл.

А я подумал: «Не всё я о своей невесте знаю…»

Решительно вернулся в комнату и говорю:

– Любимая, ничего не хочешь мне рассказать?

Иллюстрация Николая Кадыкова

Фильм закончился. Вася, на правах хозяина дома, взял пульт от телевизора и переключил канал:

– Всё, «Чародеев» досмотрели, план выполнен. Теперь ждём выступление президента – и начинаем праздновать!

– Что значит – начинаем? – возмутился Саша. – Мы уже по трём часовым поясам Новый год отмечаем! Нам всем уже хорошо!