– Смотри, вон он! По поляне в кусты бежит!

Со всех сторон стали раздаваться предупреждающие крики друзей, чтобы все были осторожны: медведь рядом.

Друзья собрались вокруг Евсеевых:

– Откуда это медведь так несся!? – спросил Дима Алексеев.

– Испугался Катю. Как всегда, все животные почему-то выходят на нее, – ответил Максим, обняв за плечи свою бледную жену.

Юрка Дробошевский засмеялся:

– Не такая уж она страшная, чтобы испугать медведя! Хотя, правда, все звери почему-то оказываются возле нее. В прошлый раз она встретила в лесу лося. На 16 километре козы с нею на одну полянку вышли.

Дима Алексеев добавил:

– А помните, на 18 километре, когда ваш Дик и бригадная Стрелка загнали на отвесную скалу оленя с огромными рогами, и вам с Катей пришлось на руках заносить их в АСКу, чтобы олень, стоящий задом к обрыву, мог уйти в лес?!

Мы с ребятами наблюдали тогда за обескураженным оленем. Он ожидал выстрела, гордо обороняясь до последней минуты рогами. А тут облом: люди ушли вместе с собаками, выстрела нет. Путь свободен.

Максим вспомнил:

– Это еще что. Мы как-то с Катей были в обходе. Это после того, когда они с Клочковой предотвратили аварию на изгибе восемнадцатого километра. Шли в районе четырнадцатого километра, когда увидели, как поодаль от нас движется стая волков.

Не один, не два, а целая стая передвигается за нами параллельно железке. Вот где страху натерпелись. Хорошо, на горизонте показался грузовой состав. Мы тут же перешли на другую сторону колеи. Поезд долго грохотал, проносясь мимо нас. Когда он исчез за поворотом, хищников уже не было.

– Сказано, жена охотника. Тебе бы, Катя, дрессировщицей работать, – улыбнулся Юрка.– А у меня в голове случай: возле Гилюя на нас вышли две ничейных собаки. Кто ни звал их, ни к кому они не подошли. А ты вскоре смогла их подозвать к себе. Помнишь? – он повернулся к Кате.– Вы тогда с Максимом их обоих привели на разъезд. У одного пса, кстати, потом хозяин нашелся. А Стрелка так и осталась нашей бригадной собакой.

Орехов в тот раз набрали много. Поэтому вернулись домой.

Евсеевы любили природу. В их квартире одна комната целиком и полностью была во власти зеленых насаждений. На столе стояла огромная кадка с вишней кубинской, то усеянной белыми мелкими цветочками, то увешанной оранжевыми плодами с вишню. На подоконниках цвели фиалки в горшках, а по стенам вились вьющиеся цветы.

Когда Катя начинала скучать по Кавказу, она приходила в гостиную, любовалась пышной зеленью в цвету. Этот уголок, как рай на земле, манил к себе и давал жизненный заряд

Один раз Катя проснулась с улыбкой на лице.

– О, я вижу, ты в прекрасном расположении духа, – улыбнулся Максим.

– Представляешь, я такой чудесный сон видела: будто мы с тобой пошли на выставку цветов на ВДНХ. И там росла сирень разных сортов и расцветок. Она так колыхалась от дуновения ветра, что казалось, будто она танцует.

– И что, она очень красивая была?

– Еще какая красивая. Их, как и женщин, не бывает некрасивых. Одни отличаются обильным цветением, у других необыкновенное строение цветка, у третьих оригинальная окраска. И все это заставляет с обожанием смотреть на них. Я так скучаю по Грозному, по и его паркам и цветам. И особенно почему-то по сирени.

Более тридцати лет прошло с тех незабываемых пор. Засеребрились виски бывшей молодежи, стали взрослыми дети, размахивают школьными портфелями внуки. Были в их жизни радости и неполадки. Жизнь продолжается, идет вперед. Вот только память не раз возвращает их в прошлое.

Максима Катя вспоминает в первых рядах, где трудно, на больных перегонах железной дороги, где провалился путь или наоборот вспучился под щебнем из-за вечной мерзлоты, на аварийных километрах трасс, везде, куда позовут. И себя всегда рядом. Она и помощь оказывает ему и, и за детьми присматривает, и вместе с ним строит теплушки на перегоне для спасения от холода в зимнее время года и укрытия от палящего солнца летом.