Возле юрты стояли они – Богурчи, Джэлмэ, Чилаун, Джэбе, Субудай-багатур, Наян, Тохучар-нойон и остальные, которым и дал право командовать от разума своего, по зову сердца своего. Лишь Мухали отсутствовал, которого оставил там, в Китае, добивать остатки империи династии Цзинь.

К юрте подходил один, затем и встал перед дверью в раздумье, ведомом ему. Постоял немного и обернулся, и подозвал одного из двоих. То был им Богурчи. Когда-то сын простолюдина, который и встал рядом с ним плечом к плечу в тот трудный миг отрочества.

– Помнишь, когда-то нас было двое… – улыбнулся хан ханов от того налёта посетившего воспоминания, на седле которого восседали они ещё совсем подростками, отбившими несколько лошадей от взрослых вооружённых конокрадов.

– Скажи мне, сколько нас сегодня? – спросил уже тихо, как и тогда, но услышали это все в звенящей тишине.

– Девять туменов и ещё половина ждали когда-то на берегах Керулена одного твоего слова. Но ныне больше, намного больше, когда у ног твоих простирается империя. – отвечал также тихо Богурчи, но услышали это все в звенящей тишине.

– Я вхожу, мой друг.

– Иди, наш повелитель.

Встал перед дверью в раздумье, ведомом ему. Постоял немного и обернулся, и подозвал одного из двоих. То был им Джэлме. Когда-то сын кузнеца, который и встал рядом с ним плечом к плечу в тот трудный миг молодости.

– Я выжил в ту ночь, когда сразила меня стрела говорящего на одном языке. Ты тогда напоил меня кумысом… – улыбнулся хан ханов от того налёта посетившего воспоминания, на седле которого они восседали уже воинами, собиравшими воедино степи, и говорил тихо, но услышали это все в звенящей тишине.

– Не сразит тебя стрела, и не придётся потому доставать кумыс для тебя, а тот, говорящий на одном языке, стал твоим наконечником копья Джэбе, твоим верным воином, как тогда девять туменов и ещё половина одного, как тогда у берегов Керулена, но которых ныне больше, намного больше, когда у ног твоих простирается империя. – отвечал также тихо Джэлме, но услышали это все.

– Я вхожу, мой друг.

– Иди наш повелитель.

Сошла улыбка, наполнив решимостью всю непоколебимую суть.

Просторная юрта наполнена была благовониями, сопутствуя молитвам, обращённых Вечному Синему Небу. О, полевой цветок Ая-ганга! О душистая трава степей Алтаргана! О. редкий Улаалзай, цветок лилии, ясно багровым светом откровенности чисто первозданной! Откуда знать, что запахи их, как мысленный взор родной земли, будут рядом с ним в далёких сторонах, где и восходит солнце на востоке от Великой стены, где и заходит солнце за морем Каспия.

Запахи дали открыться тому. Что в тяжкие годы старался забыть или же спрятать в самых отдалённых глубинах души то самое светлое, чем и дорожил всегда. То было дальнее детство, когда и был жив отец. И тот самый багряный закат ослепляющего красного солнца над горизонтом бескрайней степи, над изумрудами высоких трав воспламенил память того дня, того вечера, когда отец и указал на юго-восток.

Багряный закат ослепляющего красного солнца над горизонтом бескрайней степи, над изумрудами высоких трав. Туда, в сторону ту отец не указывал.

***

«Отец, отец – мой славный родитель, не увидавший роста своих сыновей, своей дочери. Отец, отец – мой славный родитель. Видишь ли ты меня с просторов Вечного Синего Неба, первенца старшего своего? Отец, отец – мой славный родитель, как могли я и мать Оэлун, славная жена твоя, старались не уронить знамя твоего рода, знамя твоего духа. Мы выдержали, мы выжили, мы поднялись, мы встали, мы взлетели подобно степным орлам. Другое время. Другой сын, ставший отныне Чингисханом. Я прекратил все войны степей, все раздоры говорящих на одном языке, которые так искусно раздувал коварный властитель Алтан-хан империи Цзинь или же сами уподоблялись разбойничьим ордам, наживающихся на бедах таких же говорящих на одном языке. Стая волков всегда едина в охоте. Но не таковыми были люди степей, не таковыми. Чужая воля, чужая хитрость необузданно скакали по берегам наших рек. То было так. Но другое время несут течения наших рек, другое время. Я привёл все народы степей и лесных краёв под единое девятиножное знамя под покровительством Вечного Синего Неба. Девять туменов моих и ещё половина одного с берегов Керулена, по слову моему от завета Вечного Синего Неба пошли за мной на юго-восток, как когда-то и указано было моим отцом, моим славным родителем, и отомстили за смерть наших славных предков. Я прыгнул над Великой стеной. Но другое время. Подлость, коварство расцвели под Вечным Небом. И потому кони воинов моих готовы устремиться по слову моему от завета Вечного Синего Неба в ту сторону багряного заката, как когда-то и устремились хуннууд, далёкие предки родных берегов, про которых говорил отец, мой славный родитель…»