– Этот экземпляр абсолютно невредим, как и труп Джессики Робертсон, – сказал он.

– Невредим? – переспросил Макс. – Да когда их доставали из машины, головы отлетели, а это тело – вообще все из отдельных частей.

– Я о повреждениях твердых тканей, – ответил Манрикес.

– Эй, я пошла… – со своего места рядом с телом Джессики обратилась я к ним, но никто меня не услышал.

Я отвезла Зака к «Шератону» на углу Кэмпбелл и Спидвей, помогла разместиться в номере 174, заказала в номер стейк «Сэлсберри» с пюре и заняла разговорами, пока не принесли еду. Я сидела на стуле у стола, а он – на краешке ближайшей ко мне кровати. Хотела незаметно подбросить ему таблеточку валиума, который держу в своей сумке, но передумала: увидела, как он заинтересовался алкогольными напитками в меню обслуживания номера. Зак, похоже, не горел желанием рассказывать о своей работе в лаборатории судмедэкспертизы и заверил меня, что ничего с ним не случится. Просто хочет побыть один. Я ему не поверила, но что оставалось? Он взрослый человек.

– И все же не стоило тебе ходить туда, – вновь повторила я, желая одновременно и потянуть время, и уйти, как последний друг на поминках.

– Нет, я должен был. Это как… дойти до самого дна.

Ему не было нужды пояснять насчет дна. Я поняла и знала, что не могла последовать туда за ним.

– Я сама позабочусь о приготовлениях для тела Джессики. Ты будешь забирать ее в Мичиган?

– Нет, Мичиган никогда не был ее домом. Наверное, она привыкла к этим местам. Пусть остается.

Я могла бы упомянуть, что мой муж – бывший священник и может помочь в поминальной службе, но ни Зак, ни я уже давно не верили в Бога.

– Когда планируешь лететь?

– Обратный билет пока не брал. – В костлявых плечах Зака сохранялась та же сутулость, что я заметила при встрече в аэропорту. Однако в глазах почудилось подобие тревожного блеска. – Бриджид, просто оставь сейчас меня одного, хорошо?

– Но ты же не сделаешь какой-нибудь глупости?

– Ты о самоубийстве? Самое опасное в этом номере – нож для масла, что принесли с заказанной едой. – Он почти улыбнулся. – Мы вместе пуд соли съели, верно? Ты знаешь меня лучше всех на этом свете.

Верно. Я знала Зака достаточно долго, чтобы не пытаться говорить банальности вроде «Господь никогда не шлет испытаний, которые будут нам не по плечу». Вместо этого я сказала почти такую же глупость:

– Поспишь?

– Нет. – Захария улыбнулся абсурдности вопроса. Оттолкнулся от кровати, встал и пошел к окну. Мужчина отдернул штору, посмотрел на парковку и, не поворачиваясь, заговорил: – Бриджид?

– Да, Зак.

– Линч выпросил сделку?

Это было единственным, о чем я ему не сообщила, и мне следовало знать, что он заметит упущение. Я не ответила.

– Его я тоже хочу видеть, – бросил он.

– Нет, Зак. – На этот раз тон мой был безапелляционен. – Я обещаю позвонить тебе, когда мы получим дату вынесения приговора, ты сможешь зачитать свое заявление в суде.

Зак мог ответить, что будет держаться стойко. Но, когда отвернулся от окна, смотрел на меня так, будто в этот момент увидел перед собой свою дочь.

– Столько лет утекло, а ты отлично выглядишь. Грусть по-прежнему живет в твоей душе, но влюбленность осветила тебя. И климат пустыни к тебе милостив.

– Может, и так, зато стоимость увлажняющего крема меня просто убивает, – отшутилась я. Частенько шучу, когда испытываю неловкость.

– Тебе, наверное, пора, – заметил он.

– Вообще-то, нет. – Я подошла к столу, на котором оставили поднос. – Давай налью тебе кофе. Ты пьешь черный с заменителем сахара?

Зак покачал головой, не в силах скрыть легкого раздражения моей заботливостью.