Вместо того чтобы поступать в высшую школу коммерции, чтобы потом возглавить семейное предприятие и помочь отцу управлять компанией, он выбрал международное право. Получив диплом, вместо того чтобы внять просьбам отца и пойти работать в какую-нибудь большую юридическую фирму, дабы получить опыт и заявить о себе в соответствующих кругах, он записался волонтером в Красный Крест и уехал в Африку. Там он побывал почти во всех неблагополучных местах, где люди сотнями и тысячами умирали от голода и болезней. Эта поездка, которая длилась чуть больше года, многому научила его – от выживания в самых невероятных условиях до оказания первой медицинской помощи и не только. Когда эта эскапада завершилась, ему велели явиться в штаб-квартиру ООН, где наградили за смелость и выносливость и предложили постоянную работу. Так он стал штатным сотрудником Организации Объединенных Наций. После Африки он работал в Южной Америке и в Австралии, а потом пару лет провел на Ближнем Востоке.
Отец не смог простить ему этого неповиновения. Он использовал все, что было в его арсенале – скандалы, оскорбления, угрозы, – все было бесполезно. Лео принял решение раз и навсегда. Тогда Марэ-старший обещал, что лишит его наследства и доли в компании, на что его единственный сын просто ответил: «Наконец-то хоть этот балласт с плеч!» Это была своего рода точка невозврата, которая кардинально поменяла ход его жизни. Работа в ООН стала всем: не знаю, хватало ли ему времени на тусовки с друзьями и свидания с девушками, но жил он в основном в самолетах, летающих по маршруту Париж – Нью-Йорк, Нью-Йорк – Париж.
В 2003-м НАТО ввели войска в Ирак. Каждый год ООН направляла туда миротворческие миссии, в которые входили специально обученные военные, переговорщики, врачи без границ и дипломаты. В одну из таких групп попал и Лео. Что можно сказать о человеке, который сознательно, по своей собственной воле ввергает себя в самое пекло, не заботясь ни о своей жизни, ни о жизни своих близких? Кто знает, о чем он тогда думал и думал ли вообще? Год, проведенный в Ираке, пролетел как один миг, но в то же время стал вечностью. Вернувшись оттуда, едва выжив после мощного взрыва, унесшего жизни многих невинных людей и солдат, он больше не был прежним. Я неоднократно слышала, что рассказывали о людях, вернувшихся из зоны боевых действий, – как они выглядели, что чувствовали. Они больше не принадлежали себе и не принадлежали этому миру. Кто в погоне за славой и деньгами, кто в борьбе со своей беспощадной совестью, а кто, слепо веря в то, что идет воевать за светлое будущее, – все, кто не погиб, вернулись искалеченные, опустошенные, уже не понимающие, почему и как все началось. Именно этим я и объясняла странное поведение Лео, когда он вдруг резко и внезапно превращался в другого человека. Он как будто в один миг замораживался, устремляя свой взгляд в какое-то одному ему ведомое пространство; он словно смотрел сквозь людей, сквозь стены, сквозь время и видел там то, что не дано было видеть никому другому…
Вот в общих чертах все то, что я узнала о его жизни до нашей встречи в Москве. А точнее, то, о чем я догадалась из тех обрывочных фраз, что он ронял время от времени в разговорах. То, почему он выбрал для себя именно такой путь, что им двигало все это время – было для меня совершенной загадкой. Как и то, почему он так внезапно поменял решение и стал работать в компании своего отца. Я понимала, что он не собирался рассказывать мне об этом тогда и вряд ли расскажет потом, но я не переставала возвращаться к этому в мыслях снова и снова. Помимо всего прочего я узнала, что он какое-то время жил в Америке – в Нью-Йорке и Лос-Анджелесе, – очевидно, перед отправкой в Ирак, а также несколько лет скитался по Ближнему Востоку, за что получил прозвище