Но иногда я остаюсь с ночевкой у бати и Маруси. Например, в такие дни, как сегодняшний. Потому что я точно знал, что Маруся захочет сделать с утра что-нибудь эдакое для меня. И, если бы я не приехал сам, то, скорее всего, она подняла бы батю еще раньше и заставила бы его приехать ко мне в город с, малыми, сюрпризами и колпаками.

- Миш, - Маруся практически не глядя дала бате банку с огурцами, которую тот открыл, совершенно не напрягаясь, и вернул своей жене. – Садитесь-садитесь, - поторопила нас Маруся и последней поставила на стол бутылку с кетчупом.

- Может, чё покрепче? – подтрунил батя.

- Семь утра, Миш!

- А что ты мне подаришь на свой день рождения? – прижалась щекой к моему плечу Варька и даже попыталась состроить милые глазки, в которых будто бы совсем не читалась корысть.

- То же, что и ты мне.

- Рисунок? – разочаровано нахмурилась малая. – А шоколадку?

- Ладно. И шоколадку, - согласился я.

Мелкая Сонька уже приступила к завтраку. Аккуратно выщипала из хлебного куска весь мякиш, а корку положила мне на тарелку, сверху нахлобучила кружок огурца.

- На здоловье, - выронила она деловито и продолжила есть.

Обе малые, как мне кажется, характером пошли в батю. Разве что в мелкой Соньке было огромное желание опекать и любить всех, так же, как и Маруся.

Маруся хоть и не была мне матерью, но в самые сложные и тяжелые моменты была рядом со мной, хоть я этого не всегда хотел. Она была со мной на всех экзаменах, терпеливо ожидая у двери кабинета, а затем, стоило мне выйти, сразу набрасывалась с вопросами о моем самочувствии и не сложно ли мне было. Во время поступления в универ она тоже была рядом – стояла за забором и припрыгивала на месте, пока я сдавал физуху на вступительных.

Мне было четырнадцать, когда батя и Маруся начали жить вместе. Тогда меня это бесило, меня злила ее опека, которой она вдруг решила окружить меня со всех сторон, но батя быстро мне объяснил, где я был не прав. Зато теперь, спустя почти девять лет, я отлично понимаю, что Маруся заботилась обо мне не для того, чтобы мне понравится, а просто она такая – немного чудная, слегка наивная, но зато настоящая.

И понял я это только тогда, когда она перестала надо мной трястись – когда родила Варьку. Ей тогда было очень сложно уделять привычное внимание всем и сразу.

Помню, она однажды не спала всю ночь. Варька ревела каждые пять минут ни то из-за колик, ни то из-за еще чего-то детского. Батя тогда, как назло, был на дежурстве, а я как ссыкун, вместо того, чтобы предложить Марусе свою помощь, всю ночь проторчал в своей комнате, хотя особо и не спал (семнадцатилетнее ссыкло). А утром, когда пришло время завтрака, и малая, наконец, затихла и уснула, я вышел из своей комнаты, чтобы пожрать и свалить на учебу, надеясь выспаться хотя бы там за задней партой. Но завтрака не было. Маруся сожгла его на хрен и плакала над сковородкой, тихо сотрясая плечами. Увидев меня, она быстро утёрла слёзы и натянула улыбку, сказав, что сейчас всё приготовит. Наверное, так стыдно перед ней, как в тот день, мне не было еще никогда. Но именно с того дня мы, наконец, смогли выстроить нормальные ровные отношения.

- Какие планы на вечер? – сев напротив, Маруся машинально поправила очки на переносице и вопросительно посмотрела на меня. – Уже придумал, где будешь отмечать с друзьями? Или, может, с девушкой?

- Не пытай пацана, Марусь. Пусть хоть прожует. Главное, чтобы я вечером шашлычка поел, - поворчал батя и незаметно повернул кружку для Маруси с горячим кофе так, чтобы ей было удобнее ее брать. А затем, накрыл угол стола ладонью, когда Маруся резко потянулась к мелкой, чтобы стереть с ее щеки кетчуп – простые и известные мне ритуалы, которые я наблюдаю уже несколько лет.