– Шеф, все нормально, – говорю я. – Это моя жена. Беременная, поругались, не хочет ехать к свекрови, психанула. Давай не будем волновать девчонку, у нее токсикоз…

– Да иди ты к черту! – орет Полина. – Я с тобой никуда не поеду!

Она прячется за спину мента, не давая мне ни шанса до нее добраться. Водитель технично сливается, понятия не имея, что делать. Он умеет разбираться с гопотой, быдлом на дороге, и другой нечистью, но понятия не имеет, что делать с испуганными девицами.

– Полина, хватит! – устало говорю я. – Прекрати спектакль. Тебя никто не похищает и не обижает. Мы вернемся домой и все обсудим. На что ты рассчитываешь? Я тебя пальцем не тронул! Что будешь писать в заявлении? Что муж хочет поговорить со сбежавшей женой? Что тебя увезли из засранной однушки в БМВ к частному самолету? Хватит вести себя как ребенок! Твоя мать в этом возрасте…

Я осекаюсь. Во взгляде Полины что-то неуловимо меняется. Не могу объяснить, что именно. Словно до этого момента она еще не верила в то, что муж может оказаться монстром. Как будто именно сейчас ее накрыло пониманием: это действительно конец. Прежней жизни, надежд, беззаботной юности. Конец сказки мегаполиса, как она в шутку называла наш брак.

А может, она просто верила, что все будет хорошо. Как верят маленькие наивные девочки.

Я не сдержал обещание. Хорошо не будет. Ни при каком исходе, всегда будет больно.

Даже если сейчас нас увезут в отделение, и она напишет заявление. Даже если снова сбежит, я найду – и все обернется адом. Она переживет, оправится, но улыбаться мне больше не сможет.

Это действительно конец. Теперь я тоже его чувствую.

Слезы проливаются на ее щеки, а за ними следует жалобный отчаянный всхлип. На меня никогда еще не смотрели с таким страхом. Он как ушат ледяной воды, бьет под дых. В огромных серых глазах океан эмоций. Непонимание, обида, страх, и даже что-то похожее на нежность. Ее взгляд как будто медленно угасает, пока слезы капают на землю.

– Поль… – Меня неожиданно перестает слушаться голос. – Полька…

Не знаю, что собираюсь сказать. Не хочу ей лгать, убеждая, что не причиню ей боли, не заставлю избавиться от ребенка.

– Иди в машину, – говорит ДПСник. – С этими я сам разберусь.

При виде того, как она бредет к машине, опустив голову, сжимается сердце. Я не слышу, что говорят вокруг. Не слышу звонок телефона. Не слышу, как гудят машины в пробке у светофора. Взгляд прикован к Полине.

Она садится в полицейскую машину, и отражение в стекле почти скрывает ее от меня. Оставляя лишь копну каштановых волос и точеный девичий профиль.

Почему-то в этот момент я отчетливо понимаю, что вижу Полину в последний раз.