Родной город. Зимнеградск. Эти слова отдавались в груди Али Костровой тихим, протяжным эхом и вызывали смешанные чувства – от теплой ностальгии до странной, непривычно холодной отстраненности. Она смотрела в запыленное окно такси на знакомые виды, когда-то дорогие нежному детскому сердцу, но теперь… как будто совсем чужие.

Зимнеградск потерялся на Северо-Западе России и всегда отличался тишиной и особым душевным уютом, несмотря на холодный климат. По крайней мере, так казалось Але все десять лет, которые Костровы провели в Москве. Они покинули Зимнеградск, когда ей было всего шесть, и уехали навстречу новой жизни и новым возможностям, а квартиру сдали чужим людям. Але не нравилась шумная, суетная Москва, и она отчаянно желала вернуться, даже видела сны с любимым парком, мутноватым прудом, обнаглевшими голубями и утками и цветущими яблонями. Мечтала вновь посетить любимый кинотеатр с мамой и посмотреть мультфильмы под сахарный хруст попкорна. И просто почувствовать сладковатый запах родной, а не съемной столичной квартиры!

Вернулась. Но что-то здесь было не так. Вроде все осталось по-прежнему, но воспринималось иначе. Чуждым, незнакомым, далеким. Даже образы из воспоминаний поблёкли, стали пресными, серыми, безвкусными.

Переноска с котом Рыжиком дрожала у нее на коленях. Сквозь приоткрытую сетку Аля видела, как любимец нервничал и смотрел на нее беспокойными янтарными глазами.

«А ведь мы нашли Рыжика здесь. Он тоже отвык от Зимнеградска, как я…»

Сердце Али сжалось, и она на миг отвернулась от окна, осматривая салон машины, пропахший старой обивкой и пирожками с яблоками, которые мама купила на вокзале.

Отец тихо дремал на переднем сиденье, временами кивая головой в такт ухабам на дороге. Ветер из приоткрытого окна трепал его русые волосы, а на обветренных губах играла мягкая улыбка. В салоне машины тихо звучала песня «Александра» из знаменитого старого фильма, который Аля когда-то смотрела в гостях у бабушки. Водитель – коренастый седеющий мужчина средних лет – напевал под нос слова, периодически постукивая пальцами по рулю.

«Александра, Александра

Этот город наш с тобою

Стали мы его судьбою,

Ты вглядись в его лицо».

«Увы, не стали…»

Мама достала яблочный пирожок и с задорным видом протянула дочери.

– Будешь?

«Да куда мне еще твои пирожки! Ты худая и красивая, в машине занимаешь меньше места, чем я…»

Аля резко отодвинула руку матери, отрицательно помотала головой и снова повернулась к окну. Улицы Зимнеградска как будто застыли во времени, из которого Аля уже выросла. Перед ее глазами возникали знакомые серые кирпичные пятиэтажки и панельки с балконами, завешенными бельем и цветочными горшками. По асфальтированным дорогам, испещренным мелкими ямками, весело скакали воробьи и собирали крошки. Старушки в цветных платках мирно сидели на лавочках у подъездов, обсуждая последние новости. Сквозь шум дороги Аля слышала мирный, беззаботный детский смех, напоминающий ее собственную прошлую радость. Укутанные в легкие куртки люди спешили по своим делам, пряча лица от не по-летнему прохладного ветра. Казалось, даже само время здесь тянулось медленнее, чем в Москве, пропитанной тревожной неоновой суетой.

Рыжик тихо мяукнул и царапнул лапкой сетку переноски. Он словно чувствовал ее беспокойство, смятение, непонимание…

– Тише, милый, – прошептала Аля, проводя пальцами по сетке. – Скоро будем дома.

За окном начал накрапывать дождь, и мелкие капли скатывались по стеклу, отчего мир превращался в размытую акварель серых и золотых оттенков. Аля помнила, что конец августа в Зимнеградске всегда был непредсказуемым – таким же, как и ее будущее здесь…