Как только диспетчер ответил, Рейчел произнесла:

– Это сообщение для детектива Серрано из департамента полиции Эшби. По поводу трупа, найденного на мосту Альберт- сона вчера ночью. Он должен знать, что это не самоубийство.

– Детективы Серрано и Талли, спасибо, что зашли. Приятно иметь компанию. Обычно тут царит мертвый покой.

Гектор Морено улыбнулся в ожидании смеха. Серрано и Талли синхронно закатили глаза.

– Мы тоже рады тебя видеть, Гектор, – отозвался Серрано. – К счастью для департамента полиции Эшби, твоей карьере комика взлет не грозит.

Гектор Морено – привлекательный мужчина испанской наружности лет пятидесяти, с теплыми карими глазами, острыми скулами и аккуратной черной с проседью эспаньолкой – прослужил главным судмедэкспертом округа Эшби шестнадцать лет. Поверх хирургического костюма на нем был галстук-боло[14] с бирюзой, вправленной в серебряный коровий череп.

– Чем меньше вы нас видите, тем лучше, – заявила Талли. – Значит, люди не умирают при подозрительных обстоятельствах. Как Камила и дети?

– Камила – замечательно, просто замечательно, – сказал Морено. – Два ее полотна собираются выставить в художественной галерее в Нью-Йорке. Можете поверить? Через пару недель она туда вылетает на торжественное открытие. Вполне может статься, она будет следующим Рембрандтом.

– Молодец, – похвалил Серрано. – Но это поднимает вопрос, с какой радости она вышла за тебя.

– Да знаю, знаю. Десять лет назад она мне говорит, что хочет попытать себя в живописи, покупает акрил и холст, превращает гараж в радужный кавардак, а теперь ей еженедельно звонит какой-то тип, называющий себя Гулливером и говорящий с британским акцентом, хотя сам он из Висконсина. Я его проверял. Похоже, рано или поздно она меня бросит, чтобы жить в шалаше с каким-нибудь богемным поэтом в дредах, с которым встречается в кальянной в Ист-Виллидже.

– В таком случае я даю ей полгода с поэтом, прежде чем она осознает, как хорошо было с вами, – заметила Талли. – Ни за что не встречайся с представителем пишущей братии, я однажды такую ошибку сделала.

– Я бы заплатил, чтобы увидеть реакцию, когда эти напыщенные художники спросят, чем ее супруг зарабатывает на жизнь, – засмеялся Морено. – «Мой муж? А, он целыми днями обмотан кишками». Эй, Серрано, ты до сих пор читаешь эти книжонки о ведьмах и волшебных бобах? Выучил какое-нибудь заклинание, которые могло бы воскресить мэра Райт из мертвых? Я не шучу. Случившееся с ней пару лет назад было позорищем.

– Согласна, – поддержала Талли.

Серрано не проронил ни звука.

– Так что же у вас для нас? – осведомилась Талли.

Щелкнув пальцами, Морено поманил детективов за собой. Привел их в хорошо освещенное серое помещение со стерильными металлическими стеллажами вдоль стен с криминалистическими инструментами: скальпелями, держателями, костными пилами, реберными расширителями, энтеротомом[15], пинцетами, хирургическими иглами и тому подобным. На столе в центре комнаты лежал труп, покрытый белой простыней размером четыре на десять футов. Серрано заметил палец ноги, торчащий из-под простыни. Ноготь был покрыт вишнево-красным лаком.

– Погляди сюда, – указал Серрано на палец. Талли подошла, чтобы рассмотреть.

– Слой лака выглядит свежим, – отметила Талли. – Она сделала педикюр на этой или на прошлой неделе. – Приподняв простыню, Талли заглянула под нее. – И недавно побрила ноги.

– Значит, на этой неделе она еще ухаживала за собой. Не очень-то похоже на поведение человека, собравшегося подвести черту, – подхватил Серрано.

– Давай свяжемся с местными маникюрными салонами – может, удастся выяснить, какой из них Райт посещала регулярно. – Талли повернулась к Гектору: – Вы готовы?