– Не видишь что ли, дружинники мы! – еле сохраняя серьезный вид, ответил я, одновременно с интересом разглядывая девушек, которые мне показались довольно привлекательными.

– Эй, а где же ваши повязки? – шутливо выкрикнула одна из них.

– У меня лично она на плавках, – в том же тоне ответил я и направился к компании.

– Ну, тогда иди к нам, присоединяйся! – поняв и приняв шутку, пригласила девушка. Это была высокая и стройная девица с длинными, спускавшимися ниже лопаток распущенными русыми волосами, явно самая юная из присутствующих, – на вид ей было не более 17 лет. Мы с Николаем подошли, поздоровались и присели на бетонную плиту вблизи скамеек.

– Ну что, скинемся? – лениво спросил один из сидевших, спортивного вида парень, настоящий гигант ростом под два метра и весом не менее центнера – я рядом с ним со своими нехилыми габаритами средневеса выглядел, наверное, щенком.

– Ну, давай, – согласились остальные, и пустая пачка из-под сигарет «Ява» пошла по кругу, наполняясь мелочью.

– Семь с полтиной, – объявила малолетка, высыпав деньги на ладонь и ловко пересчитав их.

– На что собираем, если не секрет? – поинтересовался я, вставая со своего места.

– На банку вина, – ответила девушка, и тут же кто-то спросил ее: – Сколько не хватает, Яна?

– Еще два пятьдесят и будет десятка, как раз на полную потянет, – ответила она.

– И где же эти самые банки наливают? – невинным тоном спросил я, доставая три рубля и вкладывая Яне в ладошку.

– А вот пойдем вместе, я тебе покажу, – пригласила она, и я согласно кивнул.

– Колян, – шепнул я напарнику. – Мы с девушкой прогуляемся до ближайшего вагона, а ты посиди пока здесь, с народом пообщайся, приглядись, что и как.

– Хорошо, – отозвался Николай. Он, постелив под брюки найденный тут же лист поролона, с удобством расположился на бетонной плите и стал вслушиваться в незамысловатую полублатную мелодию, которую выдавал гитарист. Ну, а мы с Яночкой отправились прямиком к вагонам. Миновав несколько путей, мы вскоре добрались до одного из ближайших «спецов», который был почти точной копией нашего, только его окраска была чуть свежее. Дверь в вагон была немного приоткрыта, и мы постучали.

Яна стояла, поставив одну ногу, одетую в босоножку, на ступеньку вагона, на щиколотке ее блеснула тонкая золотая цепочка, которая привлекла мое внимание.

– Это для чего, Яночка? – спросил я, указывая на цепочку.

– А… это, – смущенно улыбнувшись, ответила девушка. – Не знаю. Так теперь носят, говорят, модно.

Дверь вагона приоткрылась еще немного, и из-за нее показалась небритая физиономия:

– Сколько вам?

Судя по форме лица и акценту, проводник был из наших, из Молдавии.

– Вот, дайте нам банку, – сказала Яна и протянула деньги.

– А где я вам банку возьму? Со своей надо приходить, – обнажая в ухмылке желтые прокуренные зубы, ворчливо проговорил хозяин вагона; при этом он плотоядно разглядывал Яну сквозь прищуренные щелки глаз.

– Дай нам две банки, земляк, – сказал я по-молдавски, – и не разбавляй.

– А я и не разбавляю, – растерявшись, сказал проводник тоже по-молдавски, затем, оглядев меня удивленно, скрылся внутри вагона. Секундой позднее в дверях вместо него возникла нечесаная женщина в халате, скорее всего жена проводника, так как была примерно одного с ним возраста – лет сорока с хвостиком.

– Кто ты? – спросила она по-молдавски. – Откуда?

– Свой я, – ответил я. – Проводник. Только я везу сухое вино, а мне сейчас нужно крепкое.

– Сейчас, сейчас, – засуетился показавшийся в проеме двери хозяин и, улыбаясь, подал нам две полные банки портвейна.

– Дай нам взамен второй банки сухого, – попросила хозяйка, отсчитывая протянутые Яной деньги, – мы на крепкое уже смотреть не можем, за сухим соскучились.