Собрались казаки на станичный сход, судить да рядить, кого в землемеры отрядить. Чтоб было всё честь по чести, чтоб всем казакам можно было на земле сести. Долго глотки драли, за грудки друг друга брали. Чтоб те землемеры не остались без веры. Выбрали для этого четырех казаков – землемеров с саженями. Для успешности работы решили, что два землемера будут отмерять с одной стороны, а два с другой. Потрусили жеребки и пошли отмерять, а станичники всем за ними, шалая гонять. Гоны были на 160 саженей.

Судить, судили, рядить, рядили, да не уследили. Глядели, чтоб землемеры честными были, да про монопольку забыли. Водка, вроде и не деньга. У наших же бражников много праздников. А тут некоторые казаки, не будь дураки, запаслись магарычами. А оно всем известно, магарыч не взятка, хоть и питиё и сладко.

С одной стороны землемеры-хрычи, оказались слабоваты на магарычи. И не прочь были прибавить на пай по 2—3 сажени. А с другой стороны отмечали честь по чести. Когда же пришли к концу юрта, то у первых не хватало земли, а у вторых вышло все правильно. И получился клин. Вот и прозвали казаков станицы Золотовской «клинами».

В каком году крестилась Зотовская станица в тайне хранится. О этом мне неизвестно, я ведь сам не местный. Но знаю точно, что было то среди лета, и была уже уборка хлеба где то. Станица получила уведомление о предстоящем приезде Архиерея.

Казаки из дальних хуторов, бросая свои работы, по съезжалися в станицу, – не столько, чтобы Богу помолиться, сколько посмотреть на такую высокую личность. Видеть которую, в то время почиталось за редкостью и даже счастье.

Наступил день архиереева приезда. На краю станицы – с той стороны, откуда ожидали Владыку, – станичный атаман поставил конного махального, почетного казака станицы – мужа своей сестрицы. Казак он был бы не промах, в мундире, да сапогах, как говорили новых. Как заметит он приближение поезда архиерея, так должен был немедленно сообщить в станицу. Так он и сделал. Да только вот одна беда, даже не беда – бедишка. Да на ней и погорают многие людишки. Старики то не дураки, как говаривали: пошлёшь дурака Богу молиться, он и лоб расшибёт. А тут ещё для храбрости хватил махальный лишка. Недаром же говорится: не пей до дна – на дне дурак сидит.

Вот видит махальный, по степи клубы пыли несутся и глухой звон бубенцов слышен – знать архиерей на тройке несётся, земля трясётся. Он на коня, да к церкви, крича, что архиерей едет. А в церкви молебен. Молят казаки Бога, чтоб довёл архиерея до их порога.

Услышал батюшка благую весть, велел звонарю Борщёву на звонницу лезть и звонить до его слова. А мирянам велел бить в честь сего земные поклоны, и разобрать по рукам хоругви, кресты да иконы. В церкви сутолока да суета, казаки, расхватав святыни, пошли на майдан крестным ходом с другим православным народом. А звон да топот всё ближе. Стоит народ, глазеет. душою да сердцем млеет.

А тут, вместо архиерейской тройки, на станичный майдан вылетают быки да коровы, чтоб, они были здоровы!!! Впереди корова в охоте, вслед за ней бугай. А на шее у бугая балабон, от него то и на всю ивановскую звон. Махальный то слышал, звон, да так и не понял, откуда он. А вслед за бугаём да коровой, десятка полтора быков рабочих, здоровых, до забавы охочих. Так и пронеслись они всем кагалом через весь майдан, звякая железным балабоном.

Атаман тут на махального, эх ты, говорит, макуха, голова два уха. Помянул отца да матушку в сердцах: «Дурака по делу пошлёшь и сам следом пойдёшь!» А тот в ответ, бес мол попутал. Бес не бес, а у каждого свой интерес. Постояли, помялись станичники, да и разошли-разбежались. Снесли в церковь иконы да хоругви, раз архиерея нет, и пошли на обед. Хуторцы повздыхали, да и по своим хуторам побежали.