– Как живешь, Костик? – спросила сестра, постелив ему на диване в гостиной. – Вот так и жизнь раскидала, видимся от счастья к горю, да и то не всегда. Постарели мы, хотя я вообще, а ты молодец, хорошо держишься.

Константин уверял ее, что она неправа, что хороша привлекательностью зрелой женщины и стоит ей начать хоть немного ухаживать за собой, то на нее будут оборачиваться. И она делала вид, что верила, потому что в это верить приятно. Но сам он знал, что никуда не денутся уже растрескавшаяся кожа рук и мелкие морщинки возле глаз, словно неведомая птица оставила там свои следочки, а, самое главное, никуда не исчезнет уже из глаз выражение тревоги – «все ли хорошо у вас? Не нужна ли моя помощь?». И сам знал, что птица времени нещадно окогтила и его.

Когда он проснулся на следующий день, Степана Федоровича уже не было – поехал в свою айболитову клинику, а сестра собиралась с Таей к врачу. Тамара была в школе.

– Я тебе, Костик, на кухне завтрак оставила. Каша овсяная, сыр, масло, хлеб, колбаса, джем абрикосовый и клубничный, чай зеленый и черный заварила, бери, что хочешь. А если будут звонить, возьми трубку, это по поводу книг, мы объявление дали, а ты там посмотри сам, отбери для себя.

Сестра говорила быстро, не глядя ему в лицо, будто боясь, что он передумает и начнет упрекать ее за решение о продаже.

Константин закрыл за ними дверь, налил себе чашку чая и пошел в бывший кабинет отца – небольшую проходную комнату, сверху донизу заставленную книжными полками.

Сестра действительно поддерживала здесь дух прошлого. Все стояло на своих местах, и даже статуэтка балерины на письменном столе отца так же изящно застыла в фуэте. Кончик ее фарфорового пуанта был отломан – это Константин случайно уронил балерину в детстве. Но воздух в библиотеке был спертым, холодным и нежилым – видно, заходили сюда нечасто.

Константин взял безошибочно томик Симонова с дарственной надписью отцу, прижизненное издание Блока, Беранже 1893 года, Сервантеса, Чехова.

Зазвонил телефон. Женский голос в трубке был уставшим и немолодым.

– Здравствуйте. Я по поводу продажи книг. Если вы не против, моя дочь Майя сейчас может подъехать посмотреть книги. Вы не подскажете адрес?

– Да, конечно. Здравствуйте. Запишите: ул. Горьковская, 7, кв. 11.

Часы пробили десять утра. В дверь позвонили. На пороге стояла невысокая худощавая женщина с теплыми ореховыми глазами.

– Здравствуйте, – протянула она холодную ладошку. – Я – Майя. Мама звонила вам по поводу книг.

– Здравствуйте. Проходите, пожалуйста.

Женщина сняла ветровку, и рыжеватые волосы рассыпались по плечам. Ей было на вид лет 40, но фигура была девичьей, а лицо еще сохранило выражение утонченной чистоты, которая так молодит человека.

– Я не побеспокою вас надолго, – смущенно сказала она. – Дочь учится, собирается поступать на филфак, хотелось бы, чтобы книги были у нее под рукой.

Все в ее фигуре, в характерном наклоне головы, в нервном движении, которым она все пушила прядь волос, говорило о том, что жизнь ее не баловала, и ей приходилось все время царапаться, чтобы отстоять свое право на собственное мнение, и что маленькие твердые руки ее знакомы с тяжелым физическим трудом. И все же от нее веяло беззащитностью и от этого Константину вдруг стало тепло на сердце.

– Вы выбирайте, не буду вам мешать, – сказал он. – Чаю хотите?

– Нет, что вы, спасибо, – откликнулась она.

Но он все же принес ей черного чаю с лимоном и шоколадкой.

– Угощайтесь, холодно сегодня.

Женщина посмотрела на него со смятенной благодарностью. Видно было, что она давно отвыкла от ухаживаний, и сейчас ей волнительно даже простое внимание.