«…Заповеди божьи…»

– Слышь, командир, меня отвезешь и включишь свою «говорилку».

Это прозвучало спокойно, но в то же время настолько жестко и уверенно, что водитель решил не спорить. Оставшуюся дорогу проделали в тишине.

– У продуктового остановишь.

Водитель покорно затормозил в указанном месте.

Слава зашел в магазин. Купил бутылку коньяка, вина, апельсинов и коробку конфет.

Поднялся по знакомой лестнице. Давненько он здесь не был. Прислонился к стене, достал из пачки последнюю сигарету. Дым, поднимаясь, зависал над ним. Он смотрел на его серые лоскуты, будто вспоминая о чем-то.

– Ты долго еще? – Вика стояла на лестничной площадке в домашнем халатике и тапочках.

«Странная она. Почувствовала, что я здесь».

– Сейчас, докурю.

– Окурок не бросай на пол.

– А куда его?

– У меня выбросишь.

Вика знала, кем он был. И знала, что приходил Слава только тогда, когда ему было плохо или одиноко.

– Ну как ты, Вика? Что нового?

– Заходил бы почаще и не спрашивал.

– Вика, ну ты же знаешь, дела…

– Знаю я твои дела. Романтик с большой дороги.

– Романтик говоришь? Это ты в точку. Вот только откуда романтика эта, не задумывалась?

– Ну и откуда же?

– Выпьем?

– Мне на работу завтра.

– И мне.

Вика невесело усмехнулась. Слава наполнил бокалы.

– Романтика эта от души нашей русской, большой и глубокой, как страна. Здесь многое утопить и перепутать можно. Всем известна сентиментальная черта русская, в простонародии именуемая жалостью. Наслушается народ песен заливистых о тяжкой доле уркаганской и поневоле жалеет горемычных. А они тем временем, под слезу народную, тащат добро из карманов и домов обжитых. Обиднее всего, по телевизору глянешь – корчат из себя власть имущие всех рангов и мастей благодетелей народных, а за кадром, под аккомпанемент все тех же певцов, слезоточивцев-душираздирателей, уходят составы на Запад. Растаскивают Россию, как крысы, по частям в заграничные норы. Строят свое благополучие на крови людской.

Я бы еще понял слагающих в поддержание воровства песни бывших урок. Это еще куда ни шло. Но когда считающий себя интеллигентным, уважаемый артист поет в их честь гимны, типа: «…А воры законные люди очень милые, ну, все мои знакомые, а многие любимые…» Мало того что он с какой-то особой гордостью признает свое причастие, плюс к этому, что самое опасное, создает ореол загадочной, романтической жизни воров, такой привлекательной для юных, неокрепших умов. И вот те молодые люди, которым завтра страну поднимать, задумываются, а стоит ли надрываться? Может, лучше обмануть, украсть, глядишь, и тебя прославят на костях народных.

– Вот видишь, Славочка, ты же понимаешь. Бросай.

– И что я буду делать?

– Работать.

– Вика, кем? Я с малолеток краду и ничего больше не умею.

– Живут же люди.

– Горбатиться за копейки? Вика, я в авторитете, привык ко всему этому, и другой жизни у меня быть не может.

– Господи, ну что же мне делать? Я устала, Слава. Я хочу семью, детей.

– Нам что, вдвоем плохо? Давай получать от жизни удовольств… – Он остановился на полуслове – в памяти всплыло красное пятно крови, и лицо.

– Слав, ты что, Слав? – Вика теребила его за руку.

– Давай выпьем.

Он налил ей еще вина. Сам же отхлебнул коньяк прямо из бутылки.

– Сигарет нет, пойду схожу.

По-хулигански выправленная рубашка. Руки в карманах. На груди красуется золотой крест. Развязной походкой он шел по темной улице. Навстречу ему шли человек пять-шесть.

– Огоньку не найдется?

Толпа подростков, хищно улыбаясь, окружила его. Дальнейшие их действия были предсказуемы. Слава знал – говорить с ними бесполезно. Единственное, что признают эти стервятники, – грубая сила. И поэтому без лишних слов выхватил из кармана брюк заточку и воткнул ближайшему в живот. Тот взвыл и пустился бежать. Остальные бросились врассыпную.