Более того, результат этого сражения, вместе с общим итогом бесславной кампании весны 531 года, для вернувшегося в Ктесифон персидского полководца Азарета, оказался слишком постыдным для него. Шахиншах Кавад I, поставил эту победу в разряд позорнейших, а своего полководца Азарета, которому была доверена данная миссия, стал почитать одним из наименее достойных.
Таковы были самые яркие и единичные случаи в мировой истории войн, когда кавалерия, после того как исполнив тактический маневр, спешивалась и принимала бой в пешем порядке, разворачивая ход сражения в свою пользу.
Но еще долго, пример спешивания для кавалерии, будет считаться унизительным и постыдным действом для элитного верхового воина.
В феодальный период истории, за всадниками еще больше закрепился элитарный статус, что собственно говоря и не позволило развиться военной мысли о формировании летучей пехоты, тормозя процесс эволюции военного искусства.
Вглядываясь в будущее военного искусства с отметки VI в. нашей эры, когда на страницах истории военного искусства были отмечены признаки осмысленного перехода кавалерии к действиям в пешем порядке, становится очевидно, что как минимум до середины XVI в., заковывающие себя в дорогое латное облачение всадники – рыцари, крайне редко будут спускаться с седла на землю для ведения рукопашного боя, не только ввиду своих мировозренческих понятий, но и из-за своих доспехов, которые со временем все больше делали из них(всадников) неповоротливых операторов своих коней и копья, не способных эффективно сражаться не только в пешем порядке, но и в долгую в седле.
Здесь следует особо подчеркнуть, что данные выводы касаются лишь европейского ареола эволюции военной мысли, где кавалерия развивалась по самому примитивному пути своего развития, полагаясь лишь на удельную мощь всадника-рыцаря, а не на функциональное разделение кавалерии на её легкую и тяжелую часть вместе с широким спектром маневра и тактических комбинаций применения кавалерии как в операционной зоне, так и на поле боя – оперативном и тактическом уровнях.
Не стоит упускать из виду развитие военной мысли проходивший на просторах Великой степи и в географической полосе встречи оседлого населения европейского континента и его кочевой части. Кочевая культура организации и применения кавалерии в военных кампаниях в разы превосходила западноевропейскую, что, собственно, и было доказанно во время великих монгольских завоеваний и крестовых походов европейских рыцарей на Русь в первой половине XIII в. Однако эти горькие поражения западноевропейских войск так и не послужили для их военной школы поводом к началу переосмысления своей военной мысли. Наверное, сказалась та ограниченность воздействия внешней военной силы на феодальную Европу – разовость военной акции монголов и последующий полный уход кочевой военной силы в свою традиционную среду обитания, которая была достаточно удалена от территории западной Европы.
А вот процесс исторического «воспитания» европейских рыцарей-феодалов начнется, как мы уже знаем лишь в самом начале XIV века, когда горькие военные поражения в рамках внутри европейских противостояний будут природно заставлять спесивую средневековую элиту эволюционировать в сторону универсальности, а усовершенствование огнестрельного оружия значительно ускорит этот процесс.
Развитие огнестрельного оружия, как эффективного индивидуального средства дистанционного поражения живой силы противника, природно, подтолкнуло к смене настроений в конном воинстве с последующим появлением и закреплением в регулярной армии всадников заточенных на ведение боевых действий как верхом на лошади, так и в пешем строю.