Котов только неодобрительно покачал головой и растянулся на соседнем. Автобус тронулся, и их снова поволокло вдоль серебристой глади озера с одной стороны, и густыми лесами – с другой.
Тимур сам не заметил, как задремал и проснулся от лёгкой тряски за плечо. Распахнув тяжёлые веки, он встретился с озорными карими глазами паренька и едва не ударил его в лоб подскочив.
– Просыпайся, твоя остановка, – простодушно отозвался незнакомец, почесав затылок. – Извини, что реквизировал рюкзак. Что-то меня сморило.
– Ладно-ладно, – отмахнулся Тимур.
Они вывалились из автобуса на просёлочную дорогу, разветвляющуюся на две широкие тропы и узенькую дорожку к лесу.
– А как ты узнал, что мне сюда? – озадаченно спросил Тимур рыжего, смеряя его недоверчивым взглядом.
– А это последняя жилая деревня. Остальные давно уже заброшены. Приятно было познакомиться, – он махнул ему рукой и направился к тропинке.
– Как тебя зовут-то? – крикнул ему в спину Котов неожиданно для самого себя.
– Васька, – усмехнулся паренёк и скрылся за деревьями. Его рыжие кудряшки ещё пару раз мелькнули среди крепких стволов и исчезли окончательно.
Тимур ещё несколько минут простоял вот так на обочине собственной жизни, смотря вслед странному парню на пару тройку лет младше его самого. Юнцу с глазами старика. Его смутили эти глаза, теперь он понял. Они будто принадлежали другому человеку.
Котов развернулся и зашагал по широкой тропе, вдоль которой метрах в пятидесяти от дороги начиналась первая улица домов. Деревенька, в которой жила бабушка, была маленькой и уютной и воспитывала даже несколько детей, что было в последнее время редкостью. Деревни умирали. Кенозерский заповедник не был исключением, разве что из-за ра́звитого туризма значительно замедлял этот процесс.
Тимур был здесь много лет назад, но ничего особо не изменилось. Строить в заповеднике было категорически запрещено, так что ни одного нового сооружения за последние годы на улицах здешних деревень не появилось.
Несмотря на это, домики стояли аккуратные и ухоженные. Ни запустения, ни заброшенности в деревне не ощущалось. За заборами привычно кудахтали куры и лаяли собаки. Где-то вдалеке орала кукушка.
Тимур прошагал вдоль покосившихся калиток и высоких деревянных ворот. Дома хоть и были приблизительно похожими друг на друга, дышали такими противоположностями, как общность и индивидуальность.
Стараясь не заблудится в трёх соснах, Тимур прошёл мимо местного продуктового магазинчика, возле которого, активно жестикулируя, общались две женщины бальзаковского возраста. У ног одной крутилась и нетерпеливо поскуливала собачонка. Обе проводили чужака пристальным взглядом, но, к счастью, парня ни о чём спрашивать не стали.
Тимур проскочил небольшое административное здание и свернул на улицу, надеясь, что ничего не перепутал. Мышцы его непроизвольно расслабились, когда вдалеке замаячил ярко-синий забор, который дед упорно красил каждую весну. Над ним спустила ветви раскидистая ива, создавая тень и укрытие, стоявшей под ней скамейке. Маленьким Тимур любил там прятаться и читать книги.
Калитка, как всегда, была гостеприимно распахнута. Бабушка задом пятилась, выходя из курятника, и Тимур не смог упустить такую прекрасную возможность. Тихонько подкрался и обхватил самую лучшую на свете женщину, укладывая ей на спину голову.
– Попалась, красотка, – прошептал он, стискивая её в объятьях.
Клементина взвизгнула от неожиданности, но ведёрко с яйцами не выронила. Огрела его полотенцем, до этого переброшенном через предплечье и сча́стливо улыбнувшись, обняла внука.