Имеется во всех аптеках.

Поставщик Двора Его Императорского Величества Профессор Д-р Пель и с-ья.

– …в обществе продолжают по-прежнему очень много говорить о катастрофе сего года (1896-го) на Ходынском поле.

«– Когда толпа начала всё более сгущаться, – рассказывает баронесса В., – я почувствовала, что больше не выдержу и лишусь чувств, то мысль: “Узнают ли мои родители о моей смерти?” – стала мне особенно нестерпимой. Я обратилась к стоящему рядом мужчине, с виду мяснику или чернорабочему, сходить по моему адресу и рассказать, как я кончила свои дни.

– Зачем, барышня, умирать, – ответил он мне ласково, – когда придёт время, все помрём. А ты вот покрепче ухватись за меня сзади, авось, как-нибудь и ослобонимся.

Я обвила руками его шею, а мужик, работая локтями, с большим усилием прокладывал себе дорогу. Затем я лишилась чувств и не помню ничего. Очнулась я под открытым небом, а над моей головой стоял уже не один, а целых три мужика, которые за отсутствием воды усердно поливали меня… квасом. Поднявшись, я со слезами благодарила моих спасителей, предлагала им денег, но денег они не взяли, а настояли на том, чтобы проводить меня лично домой. Дома – та же история. Денег не берут: “Благодарности не заслужили, а имён наших знать вам незачем”. С тем и ушли».

Гордон не скрывал своего недовольства:

– Я уже говорил, что нам нужен надёжный связной. Причём совершенно чистый, чтобы не вызывать подозрений полиции. Его до сих пор нет.

Павел с Ириной переглянулись.

– Во-первых, мы не сидим сложа руки, – возразил Павел. – А во-вторых, ты пойми: подходящих много, но нам нельзя ошибиться.

– Главный критерий, – решительно отозвался Гордон, – критическое отношение к самодержавию.

– Таких как минимум половина университета, – не выдержала Ирина.

– Так в чём же дело?

– Дело в том, – ответил Павел, – что кроме критического отношения к самодержавию мы должны быть уверены в этих людях.

– Ну, началось… – Гордон не сдержал пренебрежительной ухмылки. – Теперь ещё расскажи про дружбу, а ещё лучше – про любовь!..

Ирину передёрнуло. Её щёки порозовели. Павел заговорил, не скрывая злости:

– Ты не ёрничай! Вам из Парижа не видно, что здесь, в России, творится.

– Я тоже жил в России. И не просто жил, но и работал. И, между прочим, не без успеха.

– Я знаю, – ответил Павел, – но сейчас мы должны очень серьёзно подходить к подбору кандидатов в боевую организацию.

Видя состояние Павла, Гордон заговорил примиряюще:

– Я с тобой полностью согласен. Конечно же, этим людям мы должны доверять. Без этого нельзя. Но отношение к самодержавию – основа. А всё остальное должны им помочь приобрести мы. Я, ты, Солдатов – все, кто прошёл школу борьбы.

– Ну, хорошо, – кивнул Павел, – будем искать.

Гордон посмотрел на Ирину:

– Кстати, ты говорила, что рядом с Солдатовым живёт твоя подруга. Кажется, Катя?..

– Да, Катя Воронцова.

– Что за человек?

– Так сразу трудно… – Ирина задумалась, добавила с чуть заметной усмешкой: – Во всяком случае, к самодержавию относится явно критически.

– Ну а если чуть поподробней, – Гордон стал серьёзным.

– Умна, начитанна, легко сходится с людьми. Умеет кружить головы мужчинам.

– Замужем?

– Нет.

– В вопросах взаимоотношений мужчин и женщин?

– Современна. После смерти родителей материально независима.

– Ты можешь организовать с ней встречу?

– Конечно, – кивнула Ирина. – Она завтра обещала быть в библиотеке.

– Замечательно, – Гордон обвёл взглядом Ирину и Павла, – я займусь ею лично.

После того как Вейцлер и сопровождающие его филёры вернулись назад, начальник группы, оставшись с ним на кухне, заговорил, не скрывая своего раздражения: