Родители взяли с меня слово, что я буду держаться подальше от таких мест. Образ мёртвого мальчика ещё долго являлся мне по ночам, и постоянно я просыпался в холодном поту. Он служил мне напоминанием о том, что не стоит рисковать своей жизнью понапрасну.

Это был не единичный эпизод. В детстве я еще не раз узнавал про смерть своих сверстников. Но тот, самый первый случай запомнился мне лучше всего. Я увидел смерть. Она уже не была чем-то далеким, нереальным.

Меня вновь передёрнуло от мысли, что скоро я увижу гроб с телом. Наверное, старик сошёл с ума. Его внук мертв, а он чай хочет пить! Врачи в морге едят рядом с мертвецами, но я пока не готов.

– Ну что, пойдемте, – услышал я за спиной голос старика.

Он держал в руках поднос с двумя кружками чая и блюдцем печенья. Я немного растерялся – слишком углубился в свои мысли и не слышал, как он подошел.

– Заходите, пожалуйста, я думаю, Витя будет не против.

Мне стало совсем не по себе – казалось, он говорит о Викторе, как о живом человеке. Я уже решил уйти, но остановился. Если уйду сейчас, то потом вряд ли смогу вернуться и попросить то, что мне надо. А сейчас здесь только я и этот старик. Возможно, он сможет мне помочь. Надеюсь, с ним будет проще договориться, чем с убитыми горем матерью или отцом.

К моему удивлению, и эта комната оказалось пустой. Только большая кровать, шкаф с книгами, несколько стульев и письменный стол напоминали о том, что здесь кто-то живет… вернее, жил. Я остановился. Старик поставил поднос на письменный стол и протянул мне руку:

– Мы с вами так и не познакомились. Дмитрий Николаевич, или дед Дима.

Он предложил мне сесть, подал полную кружку чая и печенье.

– Так значит, вы к Вите зашли?

Я только кивнул.

– Витя был сиротой. Его мама умерла, когда он был совсем ребёнком. А вскоре папа разбился на машине. На ровном месте, говорят, разбился.

Я смотрел на деда Диму. Лицо его ничего не выражало.

– И знаете, Игорь, – тихо сказал он. – Тогда врачи заявили, что у Витиного отца случился сердечный приступ, как и у Вити. Но я им не поверил.

– А ещё Витя всегда боялся оставаться один, – продолжил старик, помолчав. – Особенно ночью. Он все время боялся, вспоминал маму. Даже странно, он ведь совсем маленький был, когда она умерла, я уже говорил. Как Виктор мог ее помнить? Он не мог спокойно заснуть, по ночам спал только со светом. Он боялся темноты, и в ту ночь, когда его не стало, он остался один.

– Вы думаете, что ночью с ним что-то случилось? Но что? Вы с ним общались перед этим? – взволнованно спросил я.

– Он был один. И в ту ночь во всём районе как раз пропал свет, – сказал дед, будто не услышав моего вопроса. – Меня не было рядом, и той ночью Вити не стало. Наверное, он не просто так боялся оставаться один.

Странный дед Дима монотонно рассказывал о жутких, непонятных вещах. Хотелось поскорее уйти. Может, старик помешался после смерти внука. А может, он всегда был таким, и Виктор всю жизнь прожил с ненормальным дедом.

Тем временем старик стал рассказывать о себе. Несколько раз я пытался вернуть его к нужной теме, но, казалось, ему вообще не нужен был собеседник. Он даже не ответил, куда делось тело Виктора.

Делая вид, что продолжаю его слушать, я осмотрелся вокруг и вдруг увидел знакомый портфель, лежавший под письменным столом. Я подошёл к столу.

– Вы разрешите? – обратился я к старику.

Он, совершенно не обращая на меня внимания, продолжал рассказывать: «А тогда жгли керосинку… Когда закончилась война…»

Я быстро осмотрел письменный стол, перебрал бумаги и увидел серый ежедневник. На первой странице почерком Виктора было написано «Дневник», а дальше дата, имя и адрес. Я схватил портфель и блокнот. Старик всё бормотал что-то совсем невнятное, мерно раскачиваясь на стуле. С трудом можно было разобрать отдельные слова: «керосинка», «лучина», «дорога».