Я встал, встряхнул головой.
– Сереж, пойду- ка я к озеру. Тьфу. К ручью. Освежусь. Что-то у меня с головой, да и ощущения какие-то непонятные.
– И у тебя тоже?
– Ну да. И что смотрят на меня, кажется. И на душе как-то не так. Я уж чуть шею не открутил себе, по сторонам вертя.
– Да у меня тоже самое, ядрёный корень. Я уж думал геопатогенная точка. Но деревья вокруг нормальные.
– Согласен. Отпадает. Тогда…
– Но маршрут проверен. Мы здесь шли позавчера. И рация в лагере есть. Если бы было что, полиция предупреждает всегда и ППСку сюда пригоняют. Всё отработано.
– Дай Бог. Будем думать – во всём виновата жара. Пойду, помоюсь.
7
Я набросил на плечо свой рюкзак, где среди всего прочего, лежали мои банные принадлежности. Omnia mea mecum porto – всё своё ношу с собой. Эту надпись надо пришивать на каждый вещмешок, чтобы люди, собираясь в путь, надеялись только на себя и были готовы к трудностям в дороге.
Ручей точно отражал своё название дневной стражи. Острые камни я чувствовал даже через мои берцы с подошвой из микропоры. Я не пошёл по проторенной тропинке, а упорно двигался к самому зигзагу, где вода белыми гребешками закручивалась в воронку, и, переплескиваясь через коряжину, успокоено растекалась вширь. Обмываться, считай родниковой водой, при температуре воздуха под тридцать градусов – ещё тот кайф. Обтеревшись докрасна, и засунув полотенце обратно, я нечаянно вытащил свою противомоскитную сетку, приобретённую мною по памяти того, как я однажды, в составе экскурсионной группы, попал в Сухуми под атаку огромных горных пчёл. Самая малая, из которых, была больше стандартного шмеля.
– Qui quaerit , reperit – кто ищет, находит. – Подумал я и, кряхтя, встал на колени. – Здесь круговерть, омут. Всё, что несёт сверху, врежется в корягу и успокоится под ней. Проверим.– С этими мыслями я приступил к работе. Руками зачерпывал песок и бросал его на так вовремя появившуюся сетку. Хорошо, что это была сетка, а не традиционный рояль в кустах. Таскать рояль с моими протезами проблематично.
Геометрическая форма предмета под моими пальцами весьма ощутимо ойкнулась в мозгу радостным ожиданием. Растерев и размочив воде глинистый налёт, я увидел золотой нательный крестик, хотя и не совсем привычный по форме. На кресте не было фигурки распятого Христа, но он был на фоне или основе, трех концентрических кругов, соединённых между собою как раз этим крестом. Всегда надо прислушиваться к тому тихому ненавязчивому шёпотку, что иногда звучит в вашей голове. Это дух Отца Небесного пытается вам подсказать, но мы, к сожалению, чаще всего пропускаем это мимо ушей, навсегда теряя что-то важное или, хотя бы нужное вам именно в этот момент. Я по наитию уступил той мысли и был вознаграждён. Мало того, к крестику была прикована легкая ажурная золотая цепочка нежнейшего плетения. Я внимательно осмотрел её, но следов порыва не обнаружил. Как же она слетела? Было уместно подумать, что её, в своё время, сорвали с шеи жертвы. Но не в данном случае. Ни один человек не снимет с себя и не выбросит свой нательный крестик. Если, конечно, хрящи шейного позвонка не сгнили и не рассыпались от времени, освободив, таким образом, цепочку от обязательств этому телу. Тем лучше для меня. Если сохранилась цепь, то могло остаться ещё что-нибудь. Но лучше всего это подтверждается in praxi, т.е. на практике, как говорили те же древние. И я оказался прав. Я стал владельцем массивного золотого перстня, вершиной которого была точная копия пирамиды Хеопса, а, может, Тутанхамона, из какого-то тёмно-серебристого металла высотой миллиметров в пятнадцать.