– Густав подошёл ко мне благородной походкой, неторопливо как бы показывая всю стать своего гения, но его глаза! Его глаза выдавали всё текущее внутреннее состояние. Его глаза словно горели, в них было все и радость, и страсть и любовь, и ненависть, это был взгляд творца, который четко осознавал, что то что он видит это и есть он сам, искусство в нём. Густав с королевским самообладанием взял в руки желаемое. Казалось, что он всматривался в каждую краску на палитре, точно ли это те самые краски, которые ему необходимы.

– Для удобства я похлопотал для вас небольшой столик, там у картины, и как бы провожая главного героя в запланированный кадр сопроводил свои слова жестом руки указывающим, где же именно то, о чем я сказал.

– Да, Вы не представляете, восторгался Густав. Как это чудесно, снова почувствовать аромат красок, как держится в руке кисть Густав тотчас пошел к картине, на которой было дозволено поэкспериментировать. Подойдя к столу, Густав расположил на нем мольберт с кистями, неторопливо и элегантно снял с головы шляпу которую не менее элегантно бросил поодаль на сочную зеленую траву, туда же отправился и пиджак. Густав стоял, смотря на свою картину и засучив рукава белой рубашки, поверх которой спрятанные ранее под пиджаком были подтяжки, но уже не белого, и как можно было бы предположить и не черного, а ярко-желтого цвета.

– Могу ли я побыть Вашим ассистентом? Спросил я у Густава.

– Это будет для меня честью, подайте мне пожалуйста кисть, вот эту широкую. Густав понимающе показал в сторону лежавших на столе кистей и это прозвучало так, что было совершенно очевидно для всех, какую именно из всех широких кистей он имел в виду. Но так как я был свидетелем, когда эта картина писалась ранее, я подал ему именно ту кисть, которая была ему необходима.

– Прекрасно. Давая высокую оценку смышлености своего ассистента, сказал Густав. Вы подаете надежды мой друг. Еще более пафосно добавил он в благодарность за правильно предоставленную мастеру кисть.

– Густав всмотрелся в холст, поочередно наклоняя голову то в одну то в другую стороны. Густав делал движения головой как как бы всматриваясь в картину в ее конкретный фрагмент. Он то приближался, то отдался фокусирую взгляд на картине целиком, потом мысленно для себя что-то определив подошел к мольберту и стал творить магию из красок. Он поочередно брал то один, то другой цвета, смешивал их, добавлял третий, снова смешивал, так делал он до тех пор, пока не получил тот цвет, который он для себя определил как необходимую цветовую формулу.

– Оно! Восторженно сказал Густав. Дорогой мой, дайте-ка мне вот эту кисть. Снова без деталей и на этот раз даже не смотря ни на меня, ни на кисти бросил Густав, смотревший на холст и на то место, куда он планировал нанести получившийся тон.

– Держите, мастер! Подавая ему кисть прямо в руку, сказал я. Густав продолжал всматриваться в картину, не обращая на меня внимания, тем самым вынудив меня стоять рядом с ним как лакей, подающий тапочки своему господину. Но вот наконец в его сознании созрела фактура, которую осталось только воплотить.

– Ах, вы уже здесь, сказал он, смотря на меня и как ни, странно держа переданную ему кисть в своей руке. Да, это именно та, что мне необходима. Густав взяв кисть в руки, поднес её к смешанному цвету краски и слегка прикоснувшись поднял ее на уровень глаз чтобы четко считать оттенок цвета и еще раз утвердиться в правильности выбранной им цветовой формулы.

– Удивительно точно. Густав направился к картине, немного нагнувшись и приняв удобную для нанесения позу. Он поднес кисть к картине и сделал первый мазок. Следа от кисти на картине не осталось, краска как будто не ложилась на холст. Было видно, что сама кисть с нанесенной на нее краской прижималась к холсту растирая краску по краям, но следа не оставалось. Не теряя надежды, без намека на легкую панику от нелогичности происходящего, Густав попробовал нанести тон на холст еще несколько раз. После ряда попыток Густав в свойственной только ему одному манере сочно засмеялся и распрямившись опустил руку с кистью вниз.