– Проклятье! – я хлопнул по будильнику, и он упал с табуретки на пол. – Опять вставать! Опять бежать… Сколько можно?!

23.03.20…г.

Вы что, уже подумали, что я какой-то особенный? Да нет! Я такой же болван, как и все. По крайней мере, говорю себе это часто. Доказать? Пожалуйста.

Родился, как все. Загугукал, как все. Детский садик. Школа. Первая любовь. Юность. Гитара. Институт. Бросил. Работа. Гитара. Чем не банальный ряд обычного неудачника и бездельника? Играю теперь на гитаре в кабаках. Где придётся. Где платят. И жизнь у меня спокойная, относительно, конечно. Бывает, вино… девчонки… Тридцать – разве возраст? Ну, побаловался пару раз более серьёзным, с кем не бывает? Но вчера…

Вчера я очнулся в лесу в пятидесяти километрах от города. Это что-то новое. Я всегда хвастался себе тем, что могу удержать себя в руках, когда другие валятся под стол, но ситуация говорила обратное. Либо я так надрался, что уехал хрен знает куда, либо меня чем-то накачали в ресторане. Дружки? Может быть. Среди музыкантов ведь немало людей, принимающих внутрь разные интересные соединения, это ведь ни для кого не секрет. Но то, что случилось, не походило ни на что, известное мне. Самое странное во всей этой истории то, что я уже с трудом вспоминаю, как ехал оттуда домой, не говоря уже о том, что я вообще не помню, как туда попал и что я делал последние две-три недели перед этим.

С большим трудом я выяснил, что среда, о которой я вспомнил в какой-то момент вчера, на самом деле закончилась четвергом почти месяц назад. Честно говоря, я испугался. Позвонил Максу. Говорю так вкрадчиво, спокойно, издалека: «Макс! А ты случаем не помнишь, как звали ту девчушку? Ну, помнишь, сидели в «Сити» недели три-четыре назад?» А он мне: «Совсем сдурел, брателло? Ты чего опять наглотался?» Тут я совсем со страху присел. Думаю, точно наркоты подсунули, и я что-то натворил.

– Ты ж её от себя не отпускал почти месяц!

Приехали! Здравствуй, Андрюша, – говорю я сам себе, – поздравляю тебя, ты – отец!

А Макс не унимается:

– Ты ж с ней как угорелый носился, всё визжал, какая она сногсшибательная! Что? Посеял её, что ли?

– Э… в некотором роде.

– Осёл! Ха-ха. Меньше надо гадостей всяких в себя пихать. Ты ж знаешь, такие, как она, таких, как ты, на дух не переносят!

– Да ладно, ладно, – я успокоился и подумал – Значит, с девчушками кутил! Целый месяц! Ого! И как же она меня так закутила, что я ни хрена не помню?

– Ладно, брателла, я спешу. Не забудь позвонить Павлику, а то он уже вешается. Сколько можно работу прогуливать? Он твои справки скоро будет в рамки вешать вместо картин.

– Справки? – я совершенно естественно удивился, так как никогда не болел, и собрался уже возмутиться, как вдруг…

– Стоп! А ведь это не в первый раз! – мысль, как иголка, пронзила голову и ушла по прямой вниз, в бетонные перекрытия шести этажей подо мной.

– Что, что? – начал, было, Макс, но я прервал его.

– Да, да, конечно. Извини. Больше не буду. – сморозил я.

Короткие гудки. Пустота.

Значит, опять. Об этом страшно было думать. Я помню серые стены, разодранные тапки-шлёпанцы, укол с утра, укол вечером. И пустота… И страх. Тогда я имел неосторожность поделиться горем с ближними. В первый раз это была мать, во второй в стукачи записалась моя подружка. Значит, это случилось опять. Итого шесть потерянных месяцев жизни. Просто подарок для белых засаленных халатов. Но теперь я уже был тёртый калач. И, в конце концов, в этот раз я отделался всего месяцем. А это уже говорило о том, что я могу рассчитывать на полное избавление от моей напасти в очень скором времени. И никаких лекарств. Никаких слюней на пол. Никаких заблёванных унитазов. Я выдержу.