Отец согласился, что не самая удачная рыбалка получилась, но он еще свою десятикилограммовую выловит…

В стороне от мужиков на краю платформы сидел и беспрестанно курил Василий. Настена с Варварой теснились на дрезине, не захотев ехать с мужиками. Когда Настена залезала в кабину, Сашка видел, что лицо у нее опухло и было неприятного синего цвета. И одного глаза совсем не видно.

Василия мужики не задевали, он так и просидел в одиночестве до самого города, а потом сразу же подбежал к дрезине, стал говорить Настене, что он погорячился, все контузия виновата, потому что когда злится, ему видится всякое… Сколько раз врукопашную ходил, когда в штрафбате был… И что не надо ей к матке идти. И надо обратно вертаться, домой…

Варвара повела молчаливую Настену вдоль путей в сторону леспромхозовских домов, а он понуро побрел следом, продолжая виновато говорить…

Солнце уже скатилось к крышам Суриковского хутора, было свежо и приятно. Они шли с отцом по темнеющим улицам, и неожиданно Сашка сказал:

– А она совсем не похожа на Таню.

– Кто не похож?

– Да эта, с косой… В магазине…

– Но ее так зовут.

– В театре была Таня, у нее две маленькие косички…

– В театре? – вопросительно повторил отец и догадался: – А… ты о спектакле, который мы в Осташкове смотрели?.. Действительно, не похожа. Там совсем другая Таня…

И они замолчали.

…Мать облегченно вздохнула, увидев их. Тут же взялась разделывать рыбу (пока та не пропала), перекрутила и даже пожарила на керогазе котлеты.

Сашка съел одну и пошел спать, глаза уже сами собой закрывались. И приснилась ему некрасивая синяя Настена, у которой была длинная и толстая коса. И было ему во сне так Настену жалко, что он заплакал…

Мужские забавы

Сплавная контора расширялась: за Селезнями, в верховьях Двины, леспромхоз начал валить лес, и теперь ежедневно катера тащили вниз по реке плоты. Изгибающиеся, словно живые, эти огромные ленты привлекали мальчишек возможностью прокатиться от остатков моста (в этом месте катера шли на самом малом, чуть быстрее, чем течение, и с особой осторожностью) до изогнутой песчаной косы, городского пляжа на другом конце города. За косой, в устье небольшого ручья, и базировалась сплавная контора, занимая все больше и больше места прибывающими катерами.

Пацанов с плотов гоняли матросы, боясь, что те могут попасть под глени и утонуть. Это придавало короткому путешествию оттенок состязания между пловцами и плотогонами и манило еще больше.

Отработав всю воду, с первым ледком катера вставали в отгороженный вдоль берега затон на зимнюю стоянку и ремонт. Один кузнец уже не справлялся с работой, и в помощь к Михаилу Привалову начальство приставило пришлого, недавно освободившегося из заключения мужика. Звали его тоже Михаилом, и, в отличие от Привалова, которому тот был ростом по плечо, в городе его окрестили Мишей-маленьким. Несмотря на незавидный рост, Миша-маленький исправно махал молотом, не прося передыха, и на блестевшее от пота, играющее мускулами его тело забегали (по выдуманной надобности) поглядеть конторские бабы, заглядывали и леспромхозовские молодки (их контора была недалеко), и Миша-маленький охотно брался исправить изношенный нож или выгнуть кольцо для калитки, но на приглашение незамужних молодух зайти после работы отказывался.

Появился он еще в августе, когда в последние теплые деньки лета коса собирала подростков со всей правобережной стороны, но уже не столько покупаться в холодеющей с каждым днем реке, а чтобы восторженно встретиться после недолгой разлуки (кто ездил в пионерский лагерь, кто в гости к родственникам в недалекие деревни или даже в Смоленск) и погреться на слабеющем солнышке.