Переложив эту заботу на плечи других, он с азартом взялся за работу, завалил Кантарова подготовленными для публикации письмами, сдал свой очерк о поездке, который тут же вышел и был отмечен как лучший. Неделя пролетела незаметно.

На этот раз он замечательно провел выходные в семейном кругу.

И Елена была ласкова и нежна, и Светка не болела и не огорчала.

Следующая рабочая неделя началась с небольшой стычки с Кантаровым по поводу заметки Смолина. На этот раз Жовнер отступать не хотел, и Кантаров это понял – упираться не стал и заметку в газету поставил.

За текущими делами Сашка почти забыл о повести, но писатели оказались людьми обязательными и до конца недели позвонили оба, правда, с одинаковым сообщением, что редактор почему-то уперся и они никоим образом повлиять на него не могут, а рекомендация совещания, увы, не является обязательной для исполнения…

Жовнер огорчился от такого необъяснимого разночтения его повести уважаемыми писателями и каким-то редактором, хотел сначала сам сходить к нему, но, перечитав ответ еще раз, понял, что это ничего не даст, и от такой безысходности вдруг начал писать роман.

Теперь день у него делился на две неравные части. Первая, маленькая, выпадала на утро, до того как редакция заполнялась сотрудниками (он приходил на час-полтора раньше), и на обеденный перерыв (перекусывал бутербродами или пирожками), когда он писал роман, и остальная, большая, занимавшая все остальное время и заполненная всякими, менее приятными событиями.

Пока отписывался и приходил в себя после командировки, редакционные интриги его не задевали. Но потом, хотя и старался этого избегать, он все же столкнулся с Кантаровым. К материалам самого Жовнера тот относился лояльно. А вот к тому, что писал его сотрудник, был беспощаден и, как считал Сашка, часто несправедлив. В конце месяца он демонстративно вернул Сашке все письма, подготовленные Смолиным, с едким замечанием, что в обязанности заведующего отделом входит не только написание собственных материалов, но и работа с корреспондентами.

Он официально, через Олечку, попросил Сашку зайти к нему, изрекал все это тоном прокурора, уверенного в своей правоте, излагающего истину если не преступнику, то уж, несомненно, его подельнику. Все это время дверь в кабинет была открыта, и на его зычный голос не преминули заглянуть любопытствующие – в первую очередь улыбающаяся Селиверстова и не сумевшая скрыть удивления Марина, чей кабинет находился рядом.

Жовнер молча выслушал обличительную тираду и, ни слова не говоря, вышел. Вернувшись к себе, стал просматривать письма.

Кантаров, не удовлетворенный такой реакцией, пошел по редакции и, наконец, вылил не растраченное раздражение в кабинете Кости Гаузова, хоть и не талантливого, но работящего хроникера, исправно освещающего все спортивные события. Тот пытался защищаться, что еще больше распалило ответственного секретаря, и он зашел к Березину, там наговорил кучу гадостей.

Его голос раздражал и отвлекал, и Сашка, демонстративно захлопнув дверь, стал просматривать подготовленные Смолиным письма, не нашел ничего, что явно бросалось бы в глаза и требовало редактирования, разве что несколько лишних слов. Подбодрил сжавшегося за своим столом сотрудника, заметив, что не понимает, почему Кантаров вернул подборку, и пошел к редактору.

Заворотнего на месте не было. Олечка интригующе молчала, не сообщая, где он может быть, и только намекнула, что, вероятнее всего, того уже до конца дня не будет. Жовнер зашел к заместителю редактора Кузьменко.

Он был самой незаметной в редакции фигурой, редко выходил из своего кабинета, а основной его обязанностью была вычитка газетных полос, и единственные, кому он регулярно устраивал разносы, были корректоры, потому что Женя Кузьменко всегда находил если не орфографические, то синтаксические ошибки. Его грамотность, эрудированность и хороший литературный вкус были теми самыми китами, на которых держался его авторитет. Первое время Сашка задумывался, почему, являясь вторым человеком в редакции по должности, Кузьменко практически остается постоянной «свежей головой» и никак не влияет на рабочий процесс. Потом понял, правда, не без подсказки Красавина, что именно это поведение отстраненного советчика в конфликтах и миролюбивая позиция по отношению и к правым, и к виноватым на заседаниях редколлегии, когда он предлагает тот или иной компромисс конфликтующим сторонам, и позволяют Кузьменко слыть человеком пусть и не очень заметным на своем месте, но необходимым в редакции. К его оценкам прислушивался в свое время Белоглазов, который, собственно, и поставил его заместителем (прежде Кузьменко заведовал отделом писем) и, насколько было известно, поддерживал со своего нового, влиятельного места. Зная это, Заворотный последнее время тоже не торопился высказывать свою точку зрения, предоставляя право первым высказаться заму…