– Ну, здесь должно быть яснее. – На стол легли напечатанные на глянцевой бумаге фотографии с кладбищенской «тусовки». – Вы узнаете кого-нибудь?

Аид презрительно фыркнул.

– Никого, естественно.

– Почему же так уж «естественно»? – Панюшкин старался говорить без интонаций, чтобы не выдать нарастающее раздражение.

– Да потому что не обязан знать в лицо каждую накрашенную, как клоун, девицу, которая живет в этом городе!

Панюшкин начал злиться всерьез.

– Каждую не каждую, а здесь можно присмотреться и получше. Эти девицы, как вы выражаетесь, сейчас лежат в холодильниках. Грудные клетки вскрыты, сердец нет. Общее количество ножевых ранений на двоих – 666. Тела…

– Да что ты мне рассказываешь! Читал я уже об этом! И что, собственно?!

Спасибо Аиду, когда на следующий день полковник будет возмущаться активностью желтой прессы, для Панюшкина это уже не будет сюрпризом.

– Ну, так неужели непонятно, кто при таких раскладах будет логичнее всего смотреться в качестве подозреваемого? – Он заметил, что Аид, видать на нервной почве, перешел на «ты», но решил пока внимание на этом не заострять.

– А ты эту свою логику знаешь, куда засунь…?

Договорить Аид не успел. Панюшкин со всей дури треснул кулаком по столу перед самым аидовым носом и прошипел:

– Мою логику я засуну тебе, не буду уточнять, куда.

Белобрысый, как ни странно, даже бровью не повел.

– Да делай ты со своей логикой все, что угодно! Тут доказательства нужны, а разве они у тебя есть? Что? Цифра 666? Не смеши меня, ладно? Я лично могу представить алиби на все, наверное, дни последнего месяца. Я один практически не бываю.

«Конечно, все с последователями и последовательницами», – мелькнуло у Панюшкина.

– Ищи ты своего сексуального маньяка – кто тебе мешает? Чтобы тебе было спокойнее, могу сдать пробу волос, тканей, спермы, да чего хочешь!

– Девочки не были изнасилованы.

Тут Аид заметно помрачнел.

– Да?.. Ну, значит, это не сексуальный маньяк… – Было заметно, что он отгоняет от себя какую-то крайне неприятную мысль.

Тогда какой? В общем, от Аида ничего толкового добиться не удалось. Наглый тип, уверенный в своей безнаказанности. А собственно, почему должно быть иначе? Он ведь формально ничего такого не совершил. Что в нем криминального? Кольцо с пентаграммой? Действительно, смешно. Но, с другой стороны, какие-то соображения по этому поводу у него возникнуть должны были. В конце концов, если это не его ребята, значит, кто-то сторонний просто хочет их подставить. Ему самому должно быть интересно выяснить, кто бы это мог быть. Панюшкин был зол на себя ужасно. Что из Аида ничего не удалось вытянуть, так это его, Панюшкина, личный прокол. Не так разговор повел, ясное дело. И с какой стороны прикажете подступаться?

Все это, пригладив немного подробности и умолчав о приступе самокритики, Панюшкин рассказал Турецкому по дороге в «сатанюково» логово. В комплекте был также отчет о содержимом Катиного третьего «пня», о визите в школу и ПТУ. Теоретически, можно было предположить некую ревность по отношению к своему собственному расследованию, но Панюшкин сам себе удивлялся: ничего подобного и в помине не было. То ли разница в возрасте, то ли обаяние этого ироничного московского дядьки, то ли лейтенанту просто надоело в одиночку бодаться с этой чертовщиной.

– А про Валю эту однокурсницы ничего не говорили? Может, у нее какие-то странные знакомства были? Тут, понимаешь, речь идет не о мальчиках из соседнего ПТУ…

Панюшкин устало помотал головой. Нет, не говорили. То есть, они говорили, конечно, но в основном это были дворовые сплетни, никакой связи не имевшие с интересовавшим их вопросом.