Катя между тем продолжала рассказывать. После разговора с сестрой она прибралась на кухне и решила прочитать акафист, а потом ещё один, и ещё (не это ли, кстати, ещё давало сыну возможность жить?). И так до половины третьего. Наконец свалилась, как выразилась сама.

– А он (представляешь?) проснулся!

– Алёшка? Чего?

– От невыносимой головной боли. Только я об этом утром узнала. Очнулся, говорит. Меня будить пожалел (слышал, видно, что я не спала долго), насилу поднялся, по стеночке добрался до кухни, поискал обезболивающие таблетки, не нашёл, глянул на часы (говорит, три двадцать было), выпил воды, вернулся в свою комнату и до утра на кровати просидел. Согнул ноги в коленях и на них голову положил. Таким образом, сказал, не так сильно головная боль мучила. В таком положении я его и застала. Лёша, говорю, ты чего сидишь? А он мне вот это вот и расскажи. Представляешь? Меня пожалел!

Во всё время разговора каждая черта её лица изобличала крайнюю степень переживания, но от последних слов она уже не выдержала и заплакала. Я поморщился, как от зубной боли, погладил её по плечу, сказал:

– Ладно, давай собираться.

– А если и там не примут?

– Пусть только попробуют!

– А что ты можешь сделать?

– Потребую написать отказ в госпитализации и с этим отказом поеду в областную больницу.

Но в областную больницу ехать не пришлось. Мир оказался не без добрых людей. Удивительно, мы отъехали от ЦРБ всего на каких-то десять километров, на другую сторону реки, а как будто на другую планету попали.

В приемном покое нас приняли с сердечным участием: «О, Господи, да кто ж его, бедного, так?» Тут же вызвали дежурного хирурга, высокого, стройного мужчину лет сорока по фамилии Назаров. Тот сразу отправил сына с медсестрой на рентген, а нас внимательно выслушал. Спросил, будем ли писать заявление в полицию. Я ответил, что уже написали, и он сразу взял это на заметку. Когда вернулся Алёшка, хирург сделал ему внимательный осмотр, результаты записал в медицинскую карту, велел сыну раздеться догола, лечь на каталку, накрыться простынёй и отправил в реанимационное отделение. Нам было велено забрать одежду сына. Мы поинтересовались результатом осмотра.

Предположение Зинаиды Геннадьевны подтвердилось. Кроме перелома носа, верхне-челюстной пазухи, указательного пальца, сотрясения, ушиба головного мозга и какого-то «суббохронального кровоизлияния», множества гематом, правда, почему-то под вопросом, стоял «перелом основания черепа». Я спросил, что это значит. Назаров ответил, что это говорит о том, что диагноз пока клинический (по внешним признакам), а диагностический появится возможность сделать только во вторник.

– Да вы не переживайте, – тут же добавил он, заметив, что мы с Катей переглянулись, подумав об одном и том же: что до вторника Алёшка останется без квалифицированной медицинской помощи, – всё необходимое для лечения будет назначено немедленно.

На обратном пути Катя позвонила Даше и сообщила диагноз. Я попросил передать дочери, чтобы та занялась оповещением через интернет, по телефону, как угодно, все доступные телевизионные каналы. Даша ответила, что уже занимается этим и что запустила информацию о случившемся на портал «Типичный городок», и уже появились первые отклики очевидцев, в которых фигурировали фамилии бандитов. Я попросил отправить информацию на мою электронную почту. Известие остановило моё намерение сразу же после больницы заехать в дежурную часть для сообщения нового диагноза и чтобы написать другое заявление. Как законный представитель потерпевшего, поскольку, находясь в реанимации, сын этого сделать не мог, я имел на это полное право, но прежде решил посмотреть почту, чтобы заодно сообщить полиции имена преступников.