Когда ему исполнился месяц, он был отстранен от материнского тепла и отправился искать свое счастье по улицам и чужим дворам. Его поймали мальчики и долго выкручивали голову, лапы, хвост. Он визжал во всю щенячью мощь и пытался укусить игольчатыми зубками за пальцы и ладони таких же несмышленышей, как он. Одному мальчику он прокусил палец, и у того брызнула жидкая алая струйка крови.

Мальчик отомстил ему – избил, а потом отрубил топором ему хвост…

Он тоже ненавидел людей, но если Шерхан только ненавидел, то Черныш еще и истерично боялся их. Он боялся всего: людей, собак, кошек и даже мышей. Но больше всего у него был страх перед людьми. Эти громадные существа внушали ему своим видом ужас, отчаянный ужас. Он трепетал и ежился в страхе, когда кто-то случайно мимоходом оказывался с ним ближе десяти шагов. В такие мгновения он терял над собой контроль и бежал куда глаза глядят, где нет даже их духа.

С Шерханом он подружился – прибился к нему, как к берегу брошенная в открытое море щепка. Ходил за ним по пятам и больше никому не верил. Шерхан стал для него и матерью, и отцом, и Вселенной.

Две собаки – огромная черная с белым галстуком на груди и маленькая с черной до блеска шерстью – медленно взошли на кучу гниющих отходов и начали что-то жевать. Черныш вдруг встрепенулся, навострил уши, бросил искрометный взор в сторону людей, повертел головой с беспокойством по сторонам. Потом торопливо выхватил из кучи какой-то съедобный кусок, обежал Шерхана с другой стороны и спрятался за его крупное брюхо. Уши его, как две подвижные антенны, напряженно вертелись на затылке, длинные кошачьи усы, как медные оборванные струны, топорщились по сторонам, а узкая мордашка тыкалась лихорадочно в грязную жижу. Шерхан стоял как вкопанный, лишь только его большая пасть медленно перемалывала все, что туда попадало, и еле слышно чавкала.

Процедура продолжалась минут десять. Потом кобель сошел с кучи и направился не спеша в сторону ворот – восвояси. Черныш, повертев головой, кинул взор на людей, встрепенулся и пустился вдогонку за кобелем. Пристроился к его длинному, вечно торчащему трубой хвосту и засеменил короткой поступью за ним.

С весенней оттепелью подобные посещения-демарши продолжались ежедневно. И вот на насосной станции произошло событие…

По водоотводящим каналам широким бурлящим потоком устремляются фекальные стоки в приемный резервуар насосной станции. Вода кипит, стихийно бродит, разбиваясь о стальные решетки, и с гулким шумом изливается водопадом в смрадное озеро подземелья.

Работница предприятия включает установку, и грабли со скрежетом счищают мусор с решеток. Стальные зубья граблей впиваются в полости решетки и выныривают из мутного потока, волоча на своих клыках огромные клочья мусора и отходов. Ворох бесформенной массы устремляется по эскалатору решеток вверх и сбрасывается граблями в приемный короб – мусоросборник.

Раздается пронзительный визг, разрывающий шум водопада, и женщина, к немалому своему удивлению, видит в коробе барахтающийся мокрый комок живого существа.

Щенок визжит и лупит ошалелые глаза на человека, ожидая над собой дальнейших смертельных испытаний. Женщина в нерешительности смотрит на маленькое перепуганное явление и бормочет себе под нос:

– Вот так номер?! Живехонький!..

Собачий инстинкт самосохранения опережает нерешительность действий человека. Щенок, исполнив прыжок, вываливается из короба и быстро, прихрамывая, убегает под разделочный металлический стол. Женщина видит только два глаза, наполненных ужасом, и слышит затухающий стон беглеца.