Что вообще хорошего было в её жизни? Ничего.

Родной отец и брат принуждали с юных лет заниматься проституцией. Сестра была настолько занята своей жизнью, что даже не обратила на это внимание.

Пользовались ею, пока однажды она не решила сбежать. И надо же было ей украсть деньги у Севера.

Отец её спрятал, для всех остальных она умерла – ещё один подарочек от папочки…

Только от Северова не сбежать и не скрыться. Не запутать следы.

Он найдёт даже под землёй, если понадобится.

И нашёл.

Нет, он не пытал её, не мучил, не калечил, как показывают в кино.

Он просто присвоил её, как вещь, коей она и остаётся по сей день.

Правда, подарок всё же ей преподнёс… Он поджёг дом отца, в котором был сам «дорогой папочка», его алчная молодая жёнушка и сынок-сутенёр.

И нет, Катя не убивалась по ним. Более того, она сама попросила Севера об этом.

Сестра на тот момент уже давно покинула проклятую семейку, а ублюдки, что искалечили ей жизнь подохли в огне. Её страшную болезнь, «заработанную» в процессе обогащения сволочной семейки, вылечили.

Казалось бы, можно ведь начать новую жизнь…

Только она так же варится во всё том же дерьме, что и тогда.

Она всё та же вещь, которой пользуются и вытирают ноги. Её желания остаются лишь мечтами, а страх стал пожизненным спутником.

Она боится любить.

Боится сбежать.

Боится однажды ощутить холод металла у своего виска и умереть, так и не начав жить.

Никчёмная шлюха.

Захожу в дом и наблюдаю странную картину – Катя сидит на полу и рыдает в три ручья.

Это что же должно было произойти, чтобы эта стерва заревела?

Или очередной спектакль в мою честь?

– Перебухала, красотка? – на счет «красотки» я, конечно, погорячился.

Вся в соплях и растёкшейся «штукатурке» взирает на меня с презрением, как будто это я за бабки трахался, а не она.

– Отпусти меня. Не хочу тебя больше! Даже видеть не могу! Отпусти, Матвеюшка, а?

Всё ясно.

Началась старая песенка о главном, мать её.

– Иди проспись, заебала уже своими капризами.

Разворачиваюсь и иду к бару.

Охренеть как устал.

То малолетка права качала, то Влада, придурка, по всему городу искал, то теперь эта сучка со своей блядской свободой.

Такое ощущение, что в дурдоме прописался. Вокруг происходит нездоровая канитель и я в толк никак не возьму, где так «просвистел», что меня лохом объявили.

Особенно раздражает малолетка.

Вернее, мысли о ней.

Стояк, что стал уже хроническим напрочь отключает мозги и мне это нихрена не нравится.

– Если не идешь спать, тогда быстро пошла умылась и возвращайся ко мне, – наливаю себе почти полный бокал коньяка и выпиваю залпом.

– Как скажешь, о, великий и могучий господин, – ёрничает Катерина, но с пола поднимается.

Пью ещё и ещё. Потихоньку наступает расслабление и, закрыв глаза, не без улыбки вспоминаю дерзкую малолетку.

Да, определенно, надо её поиметь. Тогда и успокоюсь.

Неприятно ноют сбитые костяшки пальцев и с каким-то диким наслаждением вспоминаю, как отмудохал Влада.

После его звонка, словно переклинило.

Как представил, что этот недоразвитый трахунчик подкатывает свои яйца к моей малолетке, крышу снесло напрочь.

Сейчас же осознаю, что просто устал.

Ну трахну её разок, может два. На этом всё. Большего мне не нужно.

А пацана жалко. Разукрасил так, что мать родная не признает.

Зато с такой харей теперь никуда не свалит и на несколько дней я могу забыть о нём.

– Я здесь, милый, – стонет в ухо Катерина.

Я знаю, будь у нее возможность, грохнула бы меня спящего.

Но пока хорошо играет свою роль примерной содержанки и меня это полностью устраивает.

– Сними с себя эту тряпку, – дёргаю за пояс её халата и он падает к моим ногам.