Я отпрянул на шаг. Инстинктивно. Но один шаг ничего не менял. Я все превосходно слышал.

– Я знаю людей, – сказал Дан, – первый мальчишка, которого им подсунули, оказался дауном. Они только через два месяца заметили. К счастью, это было за границей: они смогли его вернуть. Ужасно говорить такое, но не будем лицемерами – я на их месте сделал бы то же самое.

Слова сдавили мою грудь. Дыши, Альбер.

Взгляды моей матери. Моей матери? Вспомнились забытые фразы. «Ты не знаешь, как тебе повезло», «Бывают же неблагодарные!»

Пустота в животе. Немногим удается дважды за свою жизнь узнать, что они лишились родителей.

Дыши еще, Альбер. Ты ведь не сдохнешь сейчас, нет? Тебе предстоит сделать кое-что получше, парень. Десять минут назад ты чувствовал себя так, будто один в целом свете; отныне ты знаешь, что и был таким. Но сейчас кое-что изменились.

– Ладно, – сказал мой шурин. – Куда он к черту подевался, этот Санта-Клаус? Хочет помариновать нас подольше, так, что ли?

Я вошел.

– Добрый день всем. Очень рад вас видеть.

Внезапно мой живот издал странный звук. Металлический и невнятный. «Музыка», – говорил в таких случаях мой дедушка, не способный выражаться иначе, кроме как поэзией. У него для всего находилось объяснение или истолкование. Без излишнего высокомерия и уверенности. Когда я удивлялась его прозорливости, он отвечал, что всего лишь посредник. Без особых заслуг, по его словам, потому что это знание досталось ему от родителей, а они получили его от своих, и так далее.

Увы, эта блестящая цепь на мне оборвалась: у меня ни на что нет ответа. Я извожу себя сомнениями и страхами. Анализируя мир, выискивая малейшую ошибку, разоблачая хитрости, я потеряла веру во все – начиная с себя самой.

И не Клара Про изменит тут что бы то ни было. По меньшей мере раз в месяц она находит средство обескуражить меня: «Чего ты хочешь, моя дорогая Прюданс, если бы это зависело только от меня, я бы позволила тебе возглавить это дело, но вообще-то… ты же сама знаешь…»

И она умоляет меня проявить понимание. Утверждает, что, в конце концов, обязательно назначит меня, будто ей надо давать отчет какой-то высшей инстанции, будто не она сама тут хозяйка, босс, мадам генеральный президент-директор… Но оставим в стороне это сокровище криводушия.

Я семь лет проработала в этой адвокатской фирме, достаточно, чтобы смириться. Впрочем, если говорить честно, не Клара за это ответственна: мое самоотречение началось гораздо раньше, еще в коллеже.

Раньше, о, раньше! Тогда все было по-другому. Жизнь, расцвеченная радостью и любовью. Наивные очевидности, чистая дружба, безмятежные дни. Каждый вечер стайка девочек рассаживалась вместе со мной у ног моего дедушки, чтобы послушать истории, наполненные благородными чувствами, доброжелательными натурами, таинственными саваннами и храбрыми детьми. Каждый вечер, когда шушуканье взрослых сплеталось в тихую музыку, я с наслаждением засыпала, спеша окунуться в ночь. «Принцесса Прюданс рифмуется с «шанс» и «провиданс» – с удачей и провидением», – шептал мне дедушка, гладя меня по голове.

Зачем они скрывали от меня правду? Зачем позволяли так мечтать?

В день, когда мне исполнилось одиннадцать лет, мир омрачился. Ты умер. Я не могла с этим смириться. Похоже, что я осталась в одиночестве: и твои друзья, и твоя собственная семья считали твою кончину совершенно естественной – ведь тебе было уже за восемьдесят пять. Ты хорошо пожил. Не боялся уйти. По их мнению, тебе даже чертовски повезло: умереть вот так, внезапно, не страдая, – чего еще желать?

Ну да, как же. Уж я-то знаю, что ты не рассчитывал покинуть меня так скоро. Не похоже на тебя – оставить свою внучку в руках судьбы так внезапно и к тому же без предупреждения. Смерть застигла тебя врасплох, и я только надеюсь, что ты успел состроить ей одну из своих замечательных ужимок, секретом которых обладал только ты. Они меня так смешили.