Марина, поджав губы и с лёгкой насмешкой в глазах, начала читать стихи, но уже что-то из цифровой поэзии:

17 30 48
140 10 01
126 138
140 3 501…

– Не передёргивайте, Прошина, – недовольно буркнул Сергей, нахмурив брови и бросив на неё сердитый взгляд.

– Язык человека должен соответствовать тому времени, в котором он живёт, – заговорил Геннадий, выпрямившись и упёршись ладонями в стол. – Если мы вынуждены жить в эпоху мифов и лжи, нам надо уметь защищаться. Сделать всё прозрачным. Открыл книгу – и сразу видно, где ложь, а где правда. Дабы не было соблазна подменять одно другим. Открыл газету, а там написано: «мы построимЬ коммунизм!» Человек читает и сразу понимает по мягкости окончания, что преждевременно обнадёживать себя сильно не стоит, чтобы потом не было личных трагедий и разочарований. Что же касается математики, – продолжил он, слегка наклонив голову в сторону Сергея, – то у меня большие сомнения насчёт того, что она является языком Вселенной. В ней полно изъянов и исключений, как и в любом другом языке.

– Какие в математике изъяны? – с удивлением переспросил Сергей, продолжая смотреть в стол, его брови слегка приподнялись.

– Предостаточно. Иррациональные числа, например. Это, по-твоему, свидетельство точности и лаконичности? Сколько цифр у числа пи после запятой? Конца этому ряду нет. Или возьми любой школьный учебник, в котором чёрным по белому написано, что на ноль делить нельзя. Я понимаю, когда далёкий от совершенства человеческий язык изобилует исключениями из правил…

– Ты не понимаешь, – буркнул Сергей, не дав ему договорить, чуть прищурив глаза и изогнув губы в лёгкую ухмылку.

Чувствуя себя виновником назревающей перепалки, Михаил посчитал, что отмалчиваться некрасиво, и решил вставить свои «пять копеек» для приличия. Он слегка приподнялся, чтобы привлечь внимание, и неуверенно начал:

– Вообще-то, на ноль делить можно, но в школе об этом действительно не упоминали, насколько я помню. В университете – хотя нет, даже, по-моему, в старших классах – нам уже говорили, что делить на ноль можно. Просто получается бесконечность.

– Делим шесть на ноль и получаем бесконечность? – Геннадий посмотрел на Михаила взглядом, полным недоумения и лёгкой иронии. – Что же это получается? Чтобы получить шесть, нам надо ноль помножить на бесконечность? Другими словами, чтобы получить шесть, нам надо взять «ничто» и помножить его на само себя бесконечное число раз, и только тогда мы получим шесть?

Михаил пожалел, что поддержал эту тему. Он стал прятать глаза и ёрзать на стуле, чувствуя нарастающую неловкость.

– Вы у нас к тому же и профессор математики, Краснов? – съязвила Марина.

– А что, мне надо быть шеф-поваром, чтобы судить, пересолён суп или нет? – искренне возмутился Геннадий. Он опёрся локтями на стол, всем видом показывая свою уверенность в своей правоте.

– Эти ваши ощущения солёности-пересолёности – субъективны, Краснов!

– В чём субъективность? В количестве положенной в суп соли? Почитайте стандарты: 5 граммов соли съел – норма; съел 250 граммов – вызывайте скорую, – Геннадий засмеялся, но смех его был скорее нервным, чем весёлым.

– Ты не понимаешь, – снова пробормотал Сергей, его голос был тихим, но полным убеждения. Он сидел, опустив плечи, будто пытался скрыться от всей этой словесной перепалки.

– Ну так объясни так, чтобы я смог тебя понять, – с некоторым недовольством возразил Геннадий, его лицо стало серьёзным.

– С чего ты взял, что «ничто» вообще существует? – спросил Сергей, уставившись в стол и краем глаза смотря куда-то в сторону Геннадия.

– А что, по-твоему, существует? Вакуум – это что, по-твоему, не «ничто»?