В связи с этим обстоятельством Рузвельт в июле 1944 года откровенно писал Сталину: «Мы приближаемся ко времени принятия дальнейших стратегических решений, и такая встреча помогла бы мне во внутренних делах». Какие такие внутренние дела не мог решить президент США без помощи Сталина? А такие – впервые в политической истории США и вопреки стойкой традиции ограничения президентского служения двумя сроками Рузвельт, заканчивая третий (!) срок, решил идти на четвертые выборы. И для успеха на них ему необходима была яркая демонстрация военного триумфа. Встреча «тройки», как ничто другое, могла послужить этой цели. Однако принятие окончательного решения о ее проведении постоянно откладывалось…
К январю 1945 года СССР достиг такой военной силы и развил такой темп наступления, что мог без посторонней помощи одолеть гитлеровскую военную машину. По данным Генштаба Красной армии, за вторую половину января наши войска на фронте от Балтики до Карпат более чем в 700 километров с боями продвинулись на 500 километров и ступили на территорию Германии. Парадокс, но первым от таких темпов запаниковал Черчилль. По этой же причине несколько раньше произошло событие, которое коренным образом повлияло на политическую позицию союзников на завершающем этапе войны. И, собственно, окончательно предопределило необходимость крымской встречи.
В конце 1944 года Гитлер дал указание войскам, удерживая фронт на Востоке, провести крупную наступательную операцию на Западном фронте. Он надеялся добиться успеха и заставить Лондон и Вашингтон сесть за стол переговоров о сепаратном мире и таким образом спасти свою шкуру. «Переговоры можно вести только с благоприятных военных позиций… Западные державы будут более сговорчивыми… Черчилль ненавидит большевиков почти так же, как я сам, и это военное поражение дало бы премьер-министру повод вступить с Германией в переговоры», – заявил он на совещании с высшим военным командованием.
В результате успешного наступления по линии Арденны – Антверпен в Бельгии, а потом южнее под Страсбургом немцам удалось создать угрозу поворота ситуации в пользу Германии. Но Черчилль с Рузвельтом поступили не так, как рассчитывал Гитлер. Вместо предложения о мире они обратились за помощью к Сталину: «Можем ли мы надеяться на крупное русское наступление на фронте Вислы в течение января? Мы считаем это дело срочным».
Сталин ответил немедленно: «Можете не сомневаться, что мы сделаем все возможное для того, чтобы оказать содействие нашим славным союзным войскам». Далее он добавляет, что запланированное на 20 января наступление он дал приказ начать раньше по всему центральному фронту в направлении Берлина. Уже 8 января Гитлер был вынужден остановить западное наступление и приступить к переброске 8 дивизий и 500 танков на Восток. Союзные войска были спасены от… разгрома. А мы от очень вероятного сепаратного мира.
Понимая и используя этот интерес, Сталин в свою очередь в письме Черчиллю предлагал провести конференцию в освобожденном полгода назад Крыму, чтобы партнеры своими глазами увидели и прочувствовали масштаб бедствий от германской оккупации. В это же время он сообщал Рузвельту, что на предстоящем совещании он хотел бы обсудить условия сделанного им в Тегеране предложения о вступлении СССР в войну с Японией. Не следует забывать, что с апреля 1941 года между СССР и Японией действовал договор о ненападении. И, строго говоря, наше возможное участие в войне с Токио попахивало международным вероломством. Для того чтобы Сталин смог преодолеть этот барьер, требовался сильный стимул. Таковым являлся территориальный «пирог» – претензии Сталина на возврат в лоно СССР Южного Сахалина и Курильских островов.