— Спать будешь здесь! — подруга хлопнула ладонями по дивану, предварительно облизав каждый палец от шоколада и вылизав обертку.

— А ты где? — в комнате, как я видела, было всего два дивана. Вообще дом представлял собой одну комнату, разделенную на зоны. Справа от входной двери кухня, состоящая из газовой плиты с четырьмя конфорками и малюсенькой тумбочки, на которой, облокотившись о стену, стояли две доски для нарезания продуктов, а в ящиках, скорее всего, находилась остальная мелкая кухонная утварь. Практически по центру стоял стол, рядом с которым три стула, тоже покрытый сверху маленькими вязаными салфетками. У стены, впритык друг к другу — два небольших дивана, на которых очень сомнительно может поместиться второй человек.

— Я на полу, не волнуйся! У меня есть матрац и подушка.

— Нет, я так не могу. Я причиняю вам неудобства своим приездом, так что это я буду спать на полу.

— Молчи, женщина, и не спорь! Ты наш гость. Будешь спать там, где я скажу. И уж поверь, abuelita («Бабуля» — перевод с исп.) скорее сама ляжет на пол со своей больной спиной, чем позволит это сделать тебе. А теперь тащи свою тощую задницу в душ, и хорошенько выкупайся, а то от тебя воняет, как от потной лани, и потом я поведу тебя на экскурсию!

— Эй! Ты мою задницу не тронь! Она хоть и тощая, зато очень даже упругая! — я показала язык в знак протеста, и направилась в душ, потому как не согласиться с тем, что от меня не очень уж приятно пахнет, я не могла.

— Да? Дай пощупать! — из–за шторки показалась любопытная черная голова Эли. Хорошо, что я еще не разделась! — Хоть буду знать, как это упругая, моя–то как желе! Утром шлепнул, к вечеру еще качается!

— Иди отсюда, извращенка! — рассмеялась я, выталкивая ее обратно в комнату! — А то вонючей с тобой поеду!

— Тогда сама поедешь! Нечего меня позорить!

2. Глава 2

Спустя полчаса после того, как я привела себя в порядок с помощью геля для душа и косметики, мы-таки вышли из дома. Эля, кстати говоря, так и пошлепала в своих коротких оранжевых шортах и белом топе. Ну, если ей комфортно, то почему бы, собственно, и нет?

— Нас подвезет Пабло. Это мой кореш, — промямлила она, надувая пузырь из жвачки.

— Далеко он живет? А то, боюсь, пока дойдем, мне опять надо будет в душ!

— Примешь у Пабло. Думаю, он будет только за! Даже спинку потрет, если надо. И не только спинку! — черная бровь заговорщицки взлетела вверх, я же только закатила глаза.

— Нет, спасибо. Обойдусь.

Солнце стояло в зените, и я только сейчас задалась вопросом, зачем нам понадобилась экскурсия именно в первый день моего приезда. И в самое пекло. Выудив из рюкзака кепку, я натянула её на голову, хоть как–то защищаясь от нежелательной возможности получить солнечный удар. Тени практически не было, солнце отражалось отовсюду. От горячего потрескавшегося асфальта, ярких, покрытых разнообразными граффити стен, а их тут было на удивление много. Практически каждая стена оказалась разрисованной. Самые разнообразные рисунки, как по мне, даже не несущие никакого смысла. Глаза тут и там выискивали замысловатые рисунки, и становилось интересно, что же авторы хотели ими донести. Или они просто накуриваются, а потом их тянет на творчество?

— Пришли. — Мы остановились у низенького ярко — красного домика. С виду ничем не лучше дома Эльвиры, разве только шторки на окне были более серыми и рваными. Пока Эля тарабанила в дверь и кричала при этом что–то на испанском, я снова глазела по сторонам. Дома всех цветов радуги находились впритык друг к другу, и создавали удивительную картину. Если не присматриваться к каждому, то казалось, что находишься внутри домика с витражами. Красные, зеленые, желтые, голубые, оранжевые. Удивительная картина, пока глаз не падает на крыши или не всматривается в стены. Все было настолько разбито и убого, что становилось больно за эту забытую миром красоту. Немного денег от властей — и из этого места можно было бы сделать еще одну достопримечательность Сан Хуана. От туристов бы отбоя не было! Но нет, жители против, их все устраивает и так! И помощь им ничья не требуется! Это их дом, и туристы пусть валят куда подальше, сказала мне как–то Эля.