С нарастающим чувством паники бегло исследую квартиру и прихожу к неутешительному выводу: она меня обокрала. Ладно хоть гаджеты и другие ценности не тронула – только наличку забрала. И то не всю. Видать, второпях искала.

Не то чтобы мне сильно жаль потерянных денег, но все же быть жертвой махинаций оборзевшей девки – так себе удовольствие.

Вот чувствовал же, что не просто так она ко мне в баре липла! Вся такая горячая и готовая на все… Было в ее поведении что-то преувеличенно неестественное и чересчур провокационное. Обычные двадцатилетние девчонки себя так не ведут. И где только мои мозги были?

Можете не отвечать, вопрос чисто риторический. Понятно дело, что мозги утекли в область паха, но все равно обидно. Развела меня, как лоха какого-то! И даже не дала вроде. Только белье засветила – черное, насколько я помню… Но это разве компенсация за потерянное бабло?

Гневно ударяю кулаком в стену, пытаясь на ней выместить бушующую внутри злобу и, больно ушибив костяшки, матерюсь. Еще ни одна женщина не вызывала у меня такого острого приступа бешенства. Габи не просто обокрала меня, нет… Она хитростью проникла ко мне домой, отхлестала мое мужское самолюбие по щекам и свалила, оставив за собой шлейф несбывшихся фантазий неудовлетворенного желания. Сучка!

Скрежеща зубами от бессильной ярости, плетусь в ванную, где долго стою под холодным душем в попытке привести себя в чувства и принять произошедшее. Слегка взбодрившись, обматываю бедра полотенцем и тащусь на кухню, чтобы залить в себя пару чашек черного и крепкого. Утром без кофе я не человек, а таким дерьмовым утром – тем более.

Запускаю кофемашину и беру в руки мобильник, проверяя пропущенные вызовы и входящие сообщения. Больше всех мне, само собой, названивал Никитос. Поди, от любопытства весь извелся. Он же видел, как я уходил из бара с Габи, вот и хочет узнать, как все прошло. А что мне ему сказать? Признаться, что девочка обвела меня вокруг пальца, присвоила мои бабосики и хвостиком махнула?

Другу-то я в принципе все рассказываю, но эта ситуация – совсем уж из ряда вон. Не буду пока перезванивать. Придумаю план действий, потом наберу.

Кроме Никитоса, выйти со мной на связь пытались Женька Крылова (мы с ней иногда чпокаемся, когда ни у нее, ни у меня на горизонте нет более интересных партий), лаборантка с кафедры антикризисного управления (донимает меня под предлогом проблем с курсовой, а сама, походу, втюрилась) и отец.

Последнее вообще не радует, потому что батя никогда просто так не звонит. Если уж он решил почтить меня своим вниманием, значит, повод серьезный: либо я опять где-то накосячил, либо он хочет поговорить о чем-то важном. О моей грядущей стажировке, например.

С недавних пор отец одержим идеей сделать из меня честного роботягу. Мол, деньги на деревьях не растут, и я должен сам научиться их добывать. И где он только этой фигни понабрался?

Опрокидываю в себя чашку кофе, обжигаю язык и, громко выругавшись, перезваниваю бате. Хочется побыстрее отстреляться и снова завалиться в кровать, а то я что-то ни черта не отдохнул…

– Станислав? – голос отца грозовым переливом звенит в ушах.

– Да, пап, привет, – отзываюсь я, невольно вытягиваясь струной.

Даже когда его нет поблизости, я все равно чувствую эту несгибаемую энергию власти. Она прямо через телефонную трубку просачивается.

– У бабушки был? – деловито осведомляется батя, не расщедриваясь на формальные, а значит, совершенно бесполезные «привет» и «как дела?».

– Был.

– Кольцо забрал?

– Забрал, – вздыхаю я, чувствуя себя как на допросе.

– Хорошо. В офис мне сегодня завези, – звучит приказ. – До обеда.