Но вот в чём фокус. Дойдя до осмысления того, что признание, как таковое, каким бы оно не было, есть фикция, и в своей скоротечности обгоняет даже время, и что любая власть в сути своей, – иллюзия, разум – успокаивается. Ему уже не требуется никакого признания кроме собственного. Он сам оценивает себя, сам вознаграждает и может даже позволять себе молчать!! И только здесь он по-настоящему возвышается над всей остальной низменной волей. Ведь воля как таковая, не может не говорить. Её природа такова, что молчание для неё, – равносильно смерти».

+++

Но, несмотря ни на что, в глубине своей наш разум, следуя природной парадигме собственного существа, растущей из основополагающих принципов воли, всё же ищет признания, как некоего отражения и олицетворения вовне своей собственной сути. Лишь для возможности «потрогать» себя вовне, как нечто сущностное реальное и объективное, ощутить себя в той форме, которая доступна внешним сенсорам твоего органоида. «Ноумен», всегда желает ощутить себя в качестве «феномена». То есть ощутить себя не только как «субъект», но и как «объект». Не только «ноуменально», но ещё и «феноменально». Получая тем самым резонанс, и как следствие экстаз собственной воли».

+++

«Чем слабее и несостоятельнее разум, тем сильнее он жаждет внешнего признания. Он подспудно ощущает себя плоским и мелким. Он хочет этим признанием, убедить себя в обратном. Ведь его терзает мысль, что он никчёмный бездарный субъект. Он готов обманываться, лишь бы не терпеть эти муки. Он даже элементарную лесть принимает за драгоценный дар, подтверждающий его значимость. И кушая это «фальшивое блюдо», как изысканную еду, обсыпает себя «фальшивыми банкнотами». Он радуется своему отретушированному изображению, своей личине, приукрашенной чрезмерной восторженностью льстецов. – Возведённый на пьедестал, слишком восторженной публикой, – осёл!»

+++

«Инстинкт нашего разума, так же слеп, как всякий иной инстинкт. Он не позволяет осознавать, что на самом деле, то, к чему стремится разум, в своей крайней точке должно необходимо привести его к гибели. Ибо, получив самое высшее удовлетворение, он впоследствии не сможет удовлетворяться ничем, и должен будет умереть. Ведь всё последующее его пребывание, в нём будет вызывать лишь муки скуки.

Как природа спасает кальмара или лосося, умертвляя его после того, как он, выполнив функцию икромета, получает своё высшее удовлетворение, так и нас, получивших наивысшее удовлетворение, – апофеоз собственной константы бытия, природа должна была бы обязательно убить».

+++

«Некоторые вещи ты не сможешь понять до поры до времени, как не силься. Понимание придёт само собой в своё время. Помимо «эксплицитного» и «имплицитного», есть ещё один вид знания – «синтетическое», или трансцендентально-опытное».

       +++

«Самая наглядная иллюзия разнообразия, это то, что даёт нам музыка. Нам всё время кажется, что мы создаём и слушаем нечто новое, нечто до сих пор небывалое…»

       +++

«Любовь, есть апофеоз иллюзорности нашего бытия. Иллюзия – её плоть и кровь! В ней, в любви, нет более ничего, она соткана из чистого обмана, – она, сама по себе – гипостазированная иллюзия, в самой своей гипертрофированной абсолютной сути.

Но посмотрите, что ещё мы могли бы обозначить в нашей жизни, как неоспоримо главенствующее? На чью голову мы надеваем корону всякий раз, когда ищем наиболее важное в жизни? Во что верим более всего на свете, чему придаём истинную реальность? Отвергать любовь, как нечто существующее, всё равно, что отвергать саму жизнь».

       +++

«Что бы понять насколько серьёзно мы относимся к иллюзии, насколько мы ценим её, посмотрите повнимательнее, как мы относимся ко всякого рода условностям. Как самое