Выражение лица налетчика не изменилось, но он начал молча пятиться от нее, направляясь в ванную.

При нажатии на кнопку из корпуса электрошокера молниеносно выдвинулись два тонких проводника, заканчивающихся иголками в четверть дюйма длиной. Стоит поднести их к телу, как произойдет разряд. Электрического напряжения вполне хватит для того, чтобы на несколько секунд лишить противника способности двигаться; возможно, он даже потеряет сознание.

Она шла вслед за ним в сторону ванной. Он был неопытен: войдя в маленькое помещение, позволял загнать себя в угол. Плохой ход, дилетантский промах. Она переключила электрошокер на максимум: рисковать не было ровно никакого смысла. Устройство, зажатое в руке, жужжало и потрескивало. Между выдвинутыми электродами играла яркая голубая дуга. Целиться нужно ему в живот.

Внезапно она услышала совершенно неожиданный звук – шум пущенной на полную мощность воды. Черт возьми, что эт о могло означать? Она метнулась в ванную, выставив перед собой электрошокер, и увидела, как мужчина-мальчик стремительно обернулся, держа что-то в руках. Увы, она только сейчас поняла разыгранный им гамбит, но было уже слишком поздно. Налетчик держал в руке лейку душа и с головы до ног окатил ее водой. Той самой водой, от которой обычно не ожидаешь никакой опасности. Она на долю секунды опоздала отпустить кнопку своего замечательного М26. Между торцом разрядника и ее мгновенно промокшей одеждой мелькнула яркая электрическая искра, яростная молния, мучительно пронзившая все ее тело. Мышцы Анны стиснуло спазмом, и она опустилась на пол в полуобморочном состоянии, не ощущая ничего, кроме боли.

– Вот так действует электрошокер, – невыразительным тоном произнес молодой человек. – Впрочем, я уже опаздываю. Увидимся в другой раз. – Он подмигнул Анне с деланой симпатией.

Она беспомощно смотрела, как он выбрался в окно ванной и исчез, спускаясь по пожарной лестнице.

Как только к Анне вернулась способность двигаться, она вызвала муниципальную полицию и убедилась в том, что из квартиры ничего не пропало. Но это был единственный вопрос, на который она могла ответить. Приехавшие полицейские задали ей обычные вопросы, поговорили о том, как следует классифицировать инцидент – как несанкционированное проникновение или попытку кражи, – после чего их мысли насчет случившегося, похоже, иссякли. Им еще предстояло обследовать помещение – полицейские понимали, что имеют дело с сотрудницей федеральных органов, которая, судя по всему, хорошо знает то, о чем говорит. Но на это потребуется несколько часов. А что она будет делать в это время?

Анна поглядела на часы. Восемь вечера. Она набрала домашний номер Дэвида Деннина.

– Извините, что беспокою вас, – сказала она, – но хотелось бы узнать – свободна ли ваша комната для гостей? Похоже, что моя квартира превратилась в место преступления.

– Преступления… Иисус… – пробормотал Деннин. – Что случилось?

– Я объясню позже. Извините, что я так сваливаюсь на вас.

– Вы хотя бы ели что-нибудь? Немедленно приезжайте. Мы поставим для вас прибор.

Дэвид и Рамон жили в доме довоенной постройки возле Дюпон-серкл – пятнадцать минут на такси. Квартира была не очень большой, но отличалась хорошей планировкой, высокими потолками, а в окна были вставлены замечательные стекла. Судя по сложному кулинарному аромату, который ударил ей в нос, как только она вошла, – чили, анис, тмин, – Анна предположила, что Рамон готовил один из своих замечательных соусов.

Три года назад Деннин был младшим агентом и работал под ее руководством. Он был способным учеником, хорошим работником и достиг известных успехов: проследил связи одного из сотрудников Белого дома с посольством Катара, что привело к раскрытию крупного коррупционного дела. Анна подкалывала в его личное дело восторженные отзывы, но вскоре ей стало известно, что Арлисс Дюпре как директор управления добавил в характеристику свою собственную оценку «квалификации». Сформулированная очень неопределенно, она была чертовски двусмысленной и подводила любого, кто станет изучать послужной список Деннина, к мысли о том, что он не годится для правительственной службы. У него, писал Дюпре, заметен «недостаток твердости, какую хотелось бы видеть у следователя УСР», он «проявляет излишнюю мягкость», «возможно, не всегда заслуживает доверия», «склонен к верхоглядству», «капризен». Его рабочие качества «проблематичны». Все это было полнейшей ерундой, бюрократическим камуфляжем интуитивной враждебности, предубеждения, не имевшего под собой никаких реальных оснований.