Вернувшись на второй этаж своего многоквартирного дома, Джон Ребус выкурил пару сигарет и вытащил виниловую пластинку «Квадрофения». Просмотрел буклет с фотографиями и прочитал короткую статью, которая их сопровождала, а потом снял телефонную трубку и позвонил инспектору Сиобан Кларк.

– Да? – сказала она.

– Речь пойдет о древней истории, – начал Джон. – Лето шестьдесят четвертого года. Полагаю, мне о ней рассказали, потому что кто-то принял меня за олицетворение того времени. Причем преступление совершено даже не в Эдинбурге.

– А где?

– В Брайтоне. Моды и рокеры. Кровь в ноздрях и адреналин в крови. – Джон выдохнул сигаретный дым. – Это произошло почти пятьдесят лет назад. Мне сделал признание старый человек, которому осталось жить несколько дней, – он считает, что совершил убийство. Однако в больнице ему дают такие сильные препараты, что он мог бы рассказать, что является давно исчезнувшим братом Кита Муна[12].

– И что вы думаете?

– Я бы предпочел, чтобы он позвал священника.

– Вы полагаете, что стоит съездить на юг?

– В Брайтон?

– Хотите, чтобы я нашла для вас кого-нибудь в Управлении уголовных расследований?

Ребус потушил сигарету.

– Кинг назвал мне имена парней, которые там были, когда он ударил жертву ножом.

– И кто эта жертва?

– Джонни Грин. Об убийстве писали в газетах. Кинг был ужасно напуган и с этого момента перестал быть модом.

– А те, кто был вместе с ним?

– Он никогда больше не видел никого из них. Очевидно, это стало частью сделки, заключенной им с самим собой.

– И он жил со своим чувством вины пятьдесят лет…

– Жил и умирал.

– Если б он тогда признался, то уже отбыл бы наказание и вышел на свободу.

– Я подумал, что лучше ему об этом не говорить.

Ребус услышал, как его собеседница вздохнула.

– Я найду вам кого-нибудь в Брайтоне, – после небольшой паузы пообещала она. – Разделенная ответственность и все такое.

Джон поблагодарил ее и повесил трубку, а затем взял первый из двух дисков «Квадрофении» и поставил его на проигрыватель. Он никогда не был модом, но в те времена хорошо знал эту пластинку[13]. Налив себе мятного чая, полицейский прибавил громкость.

Впервые за несколько месяцев, после серии убийств в Брайтоне этой весной, Рой Грейс наконец получил возможность сосредоточиться на работе с нераскрытыми делами, которыми он должен был заниматься после слияния групп по расследованию особо важных дел Сассекса и Суррея. Он как раз устроился за письменным столом в своем кабинете, когда вошел сержант уголовной полиции Норман Поттинг. Как всегда, он даже не постучал; его редеющие волосы были растрепаны больше обычного, и от него сильно пахло трубочным табаком. В руках Норман держал открытый блокнот.

– Шеф, утром поступил интересный телефонный звонок из Шотландии от детектива Сиобан Кларк. К сожалению, у нее английский акцент. Мне всегда хотелось познакомиться с шотландской красоткой…

Грейс приподнял брови:

– И?..

– Один из ее коллег посетил пациента в больнице Эдинбурга, очевидно, смертельно больного, который сделал предсмертное признание в убийства рокера в Брайтоне летом шестьдесят четвертого года.

– Так давно? Он же умирает, почему бы ему не оставить свои признания при себе?

– Может быть, он рассчитывает избежать ада…

Рой покачал головой. Он никогда не верил в религиозные догматы, касающиеся признания и прощения.

– Но это же твоя область, Норман, верно? – спросил Грейс.

– Ха!

Поттингу было пятьдесят пять, но его бесформенный торс и дряблое лицо вполне подошли бы человеку на десять лет старше.

– Я имел дело с Эдинбургом, – сказал Рой, – однако ни разу не встречал никого с фамилией Кларк.