– Ох-Фрэнни! – Мать очень быстро произносила слова. И прижимала руку к щеке, как оскорбленная старая дева. – Как-это-случилось?
Тот же вопрос задал Джесси. Вот что разозлило Фрэнни: он задал тот же вопрос.
– Раз уж у тебя самой было двое детей, мама, я думаю, ты знаешь, как это случилось.
– Не дерзи! – закричала Карла. Ее глаза широко раскрылись и полыхнули жарким пламенем, которое так пугало Фрэнни в детстве. Мать быстро вскочила (этой быстроты Фрэнни тоже боялась), высокая женщина с седеющими волосами, аккуратно причесанными и – обычно – уложенными в парикмахерской, высокая женщина в красивом зеленом платье и плотно, без единой складочки, обтягивающих ноги колготках. Подошла к каминной полке, как всегда делала, когда на нее обрушивалась беда. Там, прямо под кремневым ружьем, лежал толстый альбом. Карла была генеалогом-любителем, и в этом альбоме хранилась собранная ею информация о семье, вплоть до тысяча шестьсот тридцать восьмого года, когда наиболее древний из известных ей предков вынырнул из безымянной толпы лондонцев на достаточно долгий срок, чтобы его успели занести в какую-то очень старую церковную книгу под именем Мертона Даунса, вольного каменщика. Четырьмя годами ранее генеалогическое древо ее семьи опубликовали в журнале «Генеалогия Новой Англии», за авторством Карлы.
Теперь она прикасалась пальцами к этому альбому, вобравшему в себя множество с таким трудом собранных имен, к этой обетованной земле, куда никто не мог вторгнуться. Интересно, нет ли там где-нибудь воров? – гадала Фрэнни. Алкоголиков? Матерей, не состоявших в браке?
– Как ты могла так поступить со мной и с отцом? – спросила наконец Карла. – Это тот паренек? Джесси?
– Джесси, – кивнула Фрэнни. – Джесси – отец.
Карла вздрогнула при последнем слове.
– Как ты могла так поступить? – повторила она. – Мы сделали все, чтобы наставить тебя на путь истинный. Это просто… просто…
Она закрыла лицо руками и начала плакать.
– Как ты могла так поступить? – Теперь Карла говорила сквозь слезы. – После всего того, что мы для тебя сделали, это твоя благодарность? Уйти из дома и… и… совокупляться с этим мальчишкой, как течная сука? Дрянная девчонка! Дрянная девчонка!
Слезы перешли в рыдания. Мать привалилась к каминной полке, одной рукой прикрывая глаза, а другой продолжая водить по зеленому матерчатому переплету альбома. Дедушкины часы не переставали тикать.
– Мама…
– Ничего мне не говори! Ты уже достаточно сказала!
Фрэнни неловко поднялась. Ее ноги, казалось, одеревенели, однако при этом еще и дрожали. Из глаз потекли слезы, но она и не пыталась их остановить – пусть текут – и не собиралась позволить этой комнате снова взять над ней верх.
– Я ухожу.
– Ты ела за нашим столом! – неожиданно крикнула Карла. – Мы любили тебя… И поддерживали тебя… И вот что мы за это получили! Дрянная девчонка! Дрянная девчонка!
Фрэнни, ослепшая от слез, пошатнулась. Правая нога зацепилась за левую лодыжку. Девушка потеряла равновесие и упала, взмахнув руками. Ударилась виском о кофейный столик, а рукой смахнула на ковер вазу с цветами. Ваза не разбилась, но вода вытекла, превратив сизо-серый в синеватый.
– Ты только посмотри! – чуть ли не с триумфом закричала Карла. Слезы зачернили кожу под ее глазами и проложили дорожки в макияже. Выглядела она осунувшейся и полубезумной. – Посмотри, ты испортила ковер, ковер твоей бабушки…
Фрэнни сидела на полу, растерянно потирая голову, все еще плача, и ей хотелось сказать матери, что это всего лишь вода, но она так разволновалась, что и сама уже не была в этом уверена. Всего лишь вода? Или моча? Что именно?