Собственно говоря, вопросы вооружения изначально были причиной созыва совещания. Однако при обсуждении политической части речи Гитлера произошли неожиданные изменения, и совещание растянулось, так что ожидавшие в рейхсканцелярии эксперты в области вооружения не были вызваны на обсуждение, как это намечалось ранее, и были отосланы. После окончания обсуждения Гитлер забрал свои записи. Я их не видел и не мог использовать как основу для своей работы от 10 ноября 1937 года. По упомянутым выше причинам я не мог полностью передать содержание дискуссии. Но не вызывает сомнений, что она была гораздо длиннее, чем я ее изобразил в своих записях.

Дискуссия временами принимала очень резкие формы, прежде всего во время спора Бломберга и Фрича, с одной стороны, и Геринга – с другой, в котором Гитлер принимал участие главным образом как внимательный слушатель. Я не могу сейчас вспомнить причину спора. С точностью у меня в памяти осталось лишь то, что резкость противостояния, по сути и по форме, произвела впечатление на Гитлера, во всяком случае, так я понял из его мимики. Поведение Бломберга и Фрича должно было ему ясно показать, что ход его политической мысли вместо поддержки и одобрения вызвал трезвые и разумные возражения. И он понял, что оба генерала отрицательно относятся к военным осложнениям, которые могли быть вызваны его политикой. Это мое упущение перед историей, что высказывания Бломберга и Фрича во время заседания 5 ноября 1937 года приведены в моем труде от 10 ноября не полностью и не со всей диалектической резкостью, которая на самом деле имела место».

Позже Гитлер впервые ясно и недвусмысленно высказал свои военные планы в узком кругу своих сотрудников, работавших в военной и внешнеполитической сфере. Не должен вызывать ни малейших сомнений тот факт, что он был абсолютно серьезен, говоря о своих намерениях, хотя двое из принимавших участие в заседании, Геринг и Редер, говорили во время Нюрнбергского процесса, что тогда они не поверили в то, что Гитлер действительно хочет захватить Австрию и Чехию. По их словам, целью заседания было лишь оказать давление на Фрича, чтобы он ускорил вооружение армии. Нейрат, наоборот, на том же процессе заявил, что он был так напуган сообщением Гитлера, что заработал сердечный приступ и вскоре после этого попросил об отставке, которая была принята 4 февраля 1938 года – в то же самое время, когда были уволены Бломберг и Фрич.

Бек не принимал участие в этом заседании, однако от Хоссбаха он узнал о содержании готовящейся записи. Как пишет Хоссбах, она произвела на Бека «гнетущее впечатление». Столь сильное потрясение вызвали не поверхностные, подчас прямо-таки дилетантские суждения, проявившиеся в высказываниях Гитлера по военным вопросам, а, прежде всего, необдуманность, с которой тот считал «единственным решением» немецкой пространственной проблемы применение военной силы, рискуя вызвать большую европейскую войну. Преданный своей привычке бороться с душевным волнением путем письменного разбора, Бек и здесь взялся за перо и 12 ноября 1937 года сделал к записи Хоссбаха следующие замечания:

«Проблема территории, без сомнения, существует для Германии, в первую очередь по причине ее центрального расположения в Европе, издавна и, возможно, навсегда, но также и по причине территориальных изменений по Версальскому договору. Но с другой стороны, нельзя не замечать того, что население в Европе за тысячу или более лет так стабилизировалось, что едва ли можно достичь каких-либо далекоидущих изменений без тяжелейших потрясений, продолжительность которых невозможно предсказать. Для Европы нельзя провести параллели с территориальным изменением, как для Италии – в Африке или для Японии – в Восточной Азии. Как и прежде, незначительные изменения кажутся вполне возможными. Но они не должны привести к тому, чтобы из-за них единство немецкого народа, немецкого ядра расы снова оказалось в опасности. <...>