Не думала, что падать с двенадцатого этажа так долго…

Пока она покачивалась на перилах балкона, о себе не думала совсем. Главное, что Серёжка будет стоять у её гроба и рыдать. А она будет лежать такая красивая и недоступная. А у него сердце разорвётся из-за того, что он уже не сможет, никогда не сможет её поцеловать. А когда на гроб будут горстями кидать землю, родители будут страдать и корить себя за то, что были так черствы, так невнимательны к дочери, не поняли, как ей горько, не обняли, не приголубили, не утешили. И уже ничего нельзя исправить.

Потом эти картины исчезли, сразу, будто сдёрнутые объявшим её ветром. Она отчётливо поняла, что жизнь кончилась, и, как ни кричи, ничего уже не изменить. И балкон ещё рядом, медленно-медленно уплывает вверх, а переиграть уже ничего нельзя.

Следующие три секунды она истово цеплялась за улетающие метры жизни. Эти три секунды были очень, невероятно длинными. Эти три секунды она истово молилась. Боженька мой, добрый Боженька, спаси меня, я не хочу умирать, я такая молодая, я же ещё ничегошеньки не знаю, ничего не успела, я дура, но, пожалуйста, спаси меня, сотвори чудо, ты же можешь, ну пожалуйста, спаси!..

Нельзя сказать, что она не верила в Бога, просто она никогда не думала о Нём. Жизнь была такая наполненная, что на философские размышления не оставалось времени. Почему же она стала молиться? Прокручивая в памяти эти три секунды, Алёна пыталась найти ответ. И не находила.

Когда что-то тёплое, упругое и надёжное обволокло её, Алёна решила, что умерла. А когда раскрыла глаза, обнаружила себя на руках Ивана. Раньше она не обращала на одноклассника внимания – мало ли кто сидит на последней парте. Казался он неинтересным, хотя и немного странным. Ни с кем в классе не общался… Ну, просто, был и был.

Спустя несколько дней, когда начала немного соображать, после уроков подошла к физику:

– Евгений Рудольфович, может ли спасатель поймать на руки пожарного, упавшего с двенадцатого этажа. Маленького такого пожарного, весом килограммов сорок?

– Странно, что его в пожарные взяли. Ну, ладно. Двенадцатый этаж, метров сорок пять высоты, так?

– Не знаю, я не мерила.

– И сколько времени он падал?

– Откуда мне знать, я на часы не смотрела.

– Как же! Мы недавно свободное падение тел проходили! За первую секунду ты сколько пролетишь? Вспоминай.

– Немного… наверное… – ей всё меньше нравился затеянный разговор.

– Путь, численно равный половине ускорения, то есть, пять метров. В следующую секунду – в три раза больше, потом – в пять. Вспоминаешь?

– Ага.

– Значит, пять плюс пятнадцать, плюс двадцать пять, как раз сорок пять и набирается. Падал твой герой три секунды!

– Так мало?! Не может быть!

– А ты сама посчитай. Далее… Скорость при падении – это ускорение помноженное на время – тридцать метров в секунду. Как у скорого поезда. Впечатляет. Теперь, импульс – масса умноженная на скорость. Какой у него вес?

– Сорок килограммов.

– Выходит, тысяча двести единиц в системе СИ. Если поделим на время торможения, получим силу. Сколько времени он тебя ловил?

– Долго… Я-то тут причём?!

– Ну, девочка, лохом-то меня не считай. Об этом весь город говорит. Я позавчера директору наглядно объяснил, что быть такого не может. То есть, до квартиры он тебя на руках, в принципе, донести мог, хотя и сомнительно, комплекция у него не та, а вот поймать… Давай досчитаем. Так сколько времени он тебя тормозил? Полсекунды? – Рудольф помотал головой. – Вряд ли дольше одной десятой. Можно, конечно, точно посчитать, да лень. Пусть полсекунды. Получается… тысяча двести на ноль пять… – ты давила на его руки с силой в две с половиной тонны. Учти, это сильно заниженная оценка, на самом деле, раз в пять больше. Десять тонн! Да ты расплющить его должна была! Вот я и директору сказал – бабушкины сплетни. Максимум – со второго этажа. Да и то, наверняка, руки ему переломала бы. Значит, вообще ничего не было. Если девятиклассник девушку хочет на руках подержать – так это его личное дело, а соседки от зависти судачат.